Леонид Кокоулин - В ожидании счастливой встречи

Иван Иванович подошел к Валерию.

— Мертвому клизму ставишь? — махнул он рукой на работу Валерия.

— Иван Иванович, а я знаю, как с водой справиться, — с вызовом заявил Валерий. — Если скажу, что мне за это будет?

— Ты, Валерий, не чуди, ступай-ка занимайся своим делом. Не мельтеши… не до тебя тут.

— Иван Иванович, можно и с водой взрывать, — не отстает Валерий. — Вода тут совсем ни при чем.

— Знаешь что?! Смотри! — Иван Иванович хватает рейку и сует ее в свежую скважину, оттуда выплескивается вода.

— На! — он отдирает от рейки пальцы, кривится, отбрасывает рейку. — Куда ее деть, эту воду, заразу?

— А если скажу, к Таньке отпустишь?

— В Магадан? — Иван Иванович прикрывает от ветра рукавицей нос, соображает, может, какой намек подаст, зацепку. Искру какую высечет.

— Ну, так говори, Валерий, свою науку, — с заковыристой веселостью подначивает Иван Иванович. — Научился, так выкладывай.

— Вначале скажи ты — отпустишь?

— На сколько ден?

— Повидаюсь и…

— Кхо, поточнее, Валерий, можешь?

— Три дня.

— Ладно, — махнул рукавицей Иван Иванович. — Как на свадьбу, что ли?

Валерка не ответил. Он вплотную придвинулся к Ивану Ивановичу.

— Да купи ты в аптеке что-нибудь вроде резины, набей взрывчаткой на бикфордов шнур, и всю эту гирлянду в скважину… — Резина ведь, соображаешь? Вот и не промокнет твоя взрывчатка. Что и требовалось доказать!

Иван Иванович было матюгнулся, но прикинул, даже задержал дыхание.

— Ну и что такого ты тут сморозил, Валерий? — с продыхом сказал Иван Иванович. — Глупость, она и есть глупость.

— Резина ведь, соображаешь? Не промокнет твоя взрывчатка. Что тебе объяснять, — Валерий отвернулся.

— Постой, постой. Ну какая тут техническая мысль? — хватает Валерия за рукав Иван Иванович. — И как мне предложение оформлять?

— А я разве сказал — оформлять, — снова повернулся Валерий.

Иван Иванович хитро скосился на Валерия.

— Ну ладно, неси эту самую резину, поглядим.

— Я и неси. Мое дело идею подать. Еще подумают…

— Ты не егози, Валерий, — строжает Иван Иванович. — «Подумают». Мало ли кто что подумает. Где дак вы шустрые, а где… Ладно, сам схожу.

Валерка провожает глазами Ивана Ивановича до тех пор, пока тот, согнувшись, почти касаясь носом земли, не вылез по крутому, усыпанному булыжником откосу на берег. Тогда Валерий помахал рукавицей бульдозеристу. Бульдозер развернулся, клацая гусеницами, подошел к Валерию, бульдозерист высунулся в приоткрытую дверку.

— Че тебе?

— Ты поступаешь в мое распоряжение, тебе сказал Иван Иванович? — прокричал Валерий.

— Нет, — замотал головой бульдозерист, — не говорил.

— Скажет. А родители у тебя есть? — серьезно спросил, понизив голос, Валерий.

— Мать есть. В Иркутске живет, — шмыгнул прокопченным носом бульдозерист. — А тебе зачем?

— В дети хочу.

Бульдозерист полупал заиндевелыми ресницами, спрыгнул на землю.

— Давай, брательником будешь, Семкой меня зовут, но вначале сигаретку.

Валерий протянул Семке красную пачку «Столичных».

— Метр курим, два бросаем…

— Ты вот что, Сема, — перебил его Валерий, — притащи-ка с основных насосную.

— Увидят. Бульдозер — это тебе не тягач. Врежут!

Валерий и сам прекрасно знал о категорическом запрещении использовать землеройную технику не по назначению. Да вроде и не его это дело, пусть Иван Иванович шевелит мозгой. Но Валерию уже не терпелось скорее задействовать свое предложение.

— А еще брательник, — разочарованно протянул Валерий.

Семка потоптался около бульдозера:

— Взрывать будут, что ли? Палить будем!

— Будем, — отозвался безучастно Валерий.

— Ну, так бы и сказал. — Семка забрался на гусеницу. — Так я погнал, погнал, братуха.

Валерий кивнул.

Звонко захохотали по льду гусеницы. Бульдозер, выбрасывая из трубы связки белых колец, взбежал на берег, пофыркал глушителем и скрылся за выступом горы. А Валерий решил, пока бульдозер бегает за насосной, отогреться и покурить в тепле.

В русле реки, в пятистах метрах вниз по течению, стояла временная насосная, и Валерий пошел туда. Мороз поджимал, и он где бежал, где с подбегом подкатывался по застывшей морщинистой наледи. Поземка засыпалась в теплые ботинки, жалила щиколотки. «Не мех, а смех, — подумал он. — Надо бы напялить валенки. На всей стройке никто в ботинках не ходит». Но Валерий не любил носить валенки. Да и недаром за ним утвердилось — «железный парень». Вот и держал он марку. Теперь шустрил ногами.

«Подъехал» к насосной, дернул дверь. Света в насосной не было. Он вошел.

— Есть кто живой?

— Что тебе? — отозвалась мотористка.

— Ты, Натка, в жмурки играешь?

— Телевизор смотрю. Какой-то идиот телогрейку засунул в храпок, вставки погорели.

— Любовник, кто еще!

— Иди ты знаешь куда!

— Ну, соперник, — поправился Валерий и, чиркнув спичкой, полез на ящик к рубильнику.

— Подай-ка, Натка, проволоки кусок.

— Вешаться?

— С богом поговорю. Ну, шпильку, булавку.

Натка подала кусок проволоки, и через минуту вспыхнула лампочка.

Натка смотрела на Валерия во все глаза.

— Скажи, какая! Постой, не шевелись, схожу за аппаратом. — Валерий, спрыгнув с ящика, обхватил Натку.

— Пусти, Валерка!

— Не махай ключом, сорвется — и по голове.

— Пусть. Одним нахалом меньше.

Валерий перешагнул через трубу, заглянул в приямок. Так и есть: из всасывающего храпка торчал рукав. По-видимому, телогрейка от вибрации насоса свалилась в зумпф. Вот ее и засосало в трубу. Вода в зумпфе словно дышала, сглатывая зарубки на водомере.

— Вот ведь как получается, — ехидно сказал Валерий, — котельная без воды, лишат тебя премии, как пить дать выговорешник схлопочешь, а разморозишь трубопровод — судить будут… Придется тебе, Натка, ванну принять, нырять за телогрейкой…

— Ну, Валера! Валерочка.

— «Валера, Валерочка» теперь.

Валерий передал Натке спички:

— Посвети-ка!

Он повозился в моторе, перебросил провода, сменил полярность и тогда включил мотор. Насос закачал в обратную сторону и вместе с водой выплюнул из трубы телогрейку.

— Ой как хорошо! — не удержалась Натка.

Валерий поддел телогрейку на проволоку, выволок.

— Расчет, Натка, — три поцелуя…

— Была нужда таких целовать… Только без рук, а то припечатаю ключом.

— Пожалеешь!

— Пусть тебя Танька жалеет.

— А я думаю, кто светом балуется! — донеслось с порога.

Валерий оглянулся, выпустил Натку. На пороге весь заиндевевший, со свертком под мышкой стоял Иван Иванович.

— Ты, Наталья, смотри у меня, скажу отцу, — погрозил Иван Иванович свободной рукой.