Владимир Двоеглазов - Ищу комиссара

— Срочно. Давай жми.

Лесовоз шел уже на пятой передаче, за сорок, но Редозубову казалось, что ползет, как черепаха. Впрочем, ничего другого придумать было нельзя. Связка шкурок лежала на коленях, волнистый мех вздрагивал, и казалось, отзванивал, как старинное серебро, хотя звякала, конечно, двуручная пила на задней стенке кабины. Редозубов сел поудобнее, убрав из-под ног топор с широким отточенным лезвием и кирзовую полевую сумку — должно быть, с харчами; то и другое сунул между сиденьями.

— Слышь, товарищ… — наблюдая за манипуляциями стажера, особенно за перемещениями сумки, обратился Калабин к водителю. — У тебя, случайно, пожевать чего не найдется?

— Как не найдется! Вон бери в сумке… — указал водитель. Калабин осторожно взял сумку, положил на ее место упаковочные мешки и, расстегнув, достал половину буханки белого хлеба. — Бери, бери! — подбодрил водитель. — Там колбаса еще есть. Ты тоже, Валерий, давай не стесняйся…

Калабин, отломив горбушку, жадно запустил в нее зубы; плечи его вздрагивали — то ли от движения машины, то ли от голода, то ли от чего-то еще, и Редозубов вдруг вспомнил, с каким испугом встретил Калабин их появление в избе. Чего он испугался?

— Гена… — сказал Редозубов. Калабин торопливо проглотил кусок. — А чего ты так закричал, когда мы вошли?

— Думал, они вернулись…

— Но ведь они тебя развязали. Шкурки даже оставили. И сам говоришь: против тебя слабаки. Что ты, не смог бы отбиться, что ли?

— Как же… — вновь запуская зубы в горбушку, пробормотал с набитым ртом Калабин. — Отобьешься… когда у них… автомат…

— Что?.. — выдохнул Редозубов.

Водитель насторожился.

— М-м… м-м… — прожевал Калабин. — Я же говорю… автомат.

— Какой автомат?!

— Обыкновенный… м-м… м-м… с рожком… как его… Калашникова… Автомат!! Автомат у них!!! — заорал вдруг благим матом Калабин, осознав, наконец, что до сих пор не сообщил работникам милиции самого главного — того, что преступники вооружены автоматом, который он видел собственными глазами.

В армии Калабин не служил, был у матери единственным кормильцем, но на солдат, служивших в конвойных подразделениях насмотрелся. «При попытке побега конвой стреляет без предупреждения!» Хотя при Калабине солдаты ни разу ни в кого не стреляли, тем не менее с автоматом были связаны не самые лучшие воспоминания; когда же он увидел это оружие в руках Леньки Молова… Калабин и теперь не мог подумать об этом без содрогания. Быть может, еще и потому, что человеку, пережившему подобное потрясение, всегда кажется, что об этом знают, не могут не знать все остальные, Калабин и не вспомнил об автомате.

— Автомат у них!!! — кричал он теперь не своим голосом. — Гражданин инспектор!..

— Сто-о-ой! — хрипло заорал Редозубов; водитель, не выключая сцепления, бросил ногу на тормозную педаль; стажеру же казалось, что автомобиль замедляется нестерпимо медленно, как раньше казалось, что он нестерпимо медленно разгоняется. — Тормози!..

— Да торможу, торможу, не видишь, что ли… — откликнулся водитель, прижимая и отпуская педаль и выключая передачу; не так-то просто остановить на ледяной магистрали груженый лесовоз. — Аж запаска тормозит… — пробормотал водитель.

Автомобиль, наконец, встал. Теперь стажер действовал четко, без суеты, но быстро.

— Путевку! — потребовал он, протягивая левую руку, а правой доставая из внутреннего кармана шариковую ручку. Водитель торопливо извлек из-за пазухи сложенный вчетверо лист, захватанный маслеными пальцами. Редозубов развернул его, пристроил на коробке рации, вписал фамилию: «Калабин», ниже: «Следовать без остановки!», затем расписался: «Инспектор УР Редозубов». — Возьми! — возвратил путевку. — Не останавливаться ни под каким видом, кто бы ни приказывал, хоть сам директор! Понял? — Водитель кивнул. — Как только сможешь, постарайся связаться с диспетчерской. Передашь: двое преступников с мехами движутся от Малой Кунды в сторону газотрассы. Вооружены автоматом. Третий ушел в неизвестном направлении. Запомнил? — Водитель кивнул. — Не удастся связаться — остановись у порта. Позвонишь оттуда прямо в дежурную часть — ноль-два. И последнее: если встретится машина милиции, остановишь. Только если машина милиции! С остальными времени не теряй. Все! Давай! Не подведи, Коля!

Редозубов открыл дверцу.

— Пошел! — крикнул он, спрыгивая на дорогу. — Жми на всю катушку!..

…Переключившись на четвертую, водитель вновь выглянул на дорогу в зеркало заднего вида: Редозубов бежал по ледянке в обратном направлении…

Стажер оказался прав: полоса соснового бора была шириной всего лишь метров в восемьсот, максимум — в километр, затем впереди посветлело, бор оборвался, будто обрезанный ножом, и следы — почти под прямым углом — уперлись в лесовозную ветку.

Проводников, тяжело дыша, с трудом вытаскивая из сугробов отсыревшие унты, выбрался на колею. Дорога тянулась вдоль стены бора; по другую сторону, насколько хватал глаз, простиралась белая пустошь с редкими островками чахлых сосенок и торчащими кое-где черными пнями в снежных шапках. Слева дорога врезывалась в нетронутый массив корабельных сосен, а справа заворачивала за мысок выступавших из бора деревьев.

Там, в бору, в глубоком снегу, откуда только что выбрался капитан, следы двух человек и санок просматривались более чем отчетливо; теперь же замполит поначалу растерялся. Видимо, так же растерялись здесь и те двое: едва различимые на колее следы двух пар валенок метнулись вправо, потом влево; однако Проводников вскоре разобрал, что ушли все-таки не вправо — к магистрали, а влево — по направлению к газотрассе.

Полозьев вообще видно не было, но на вздутии между канавами от колес ясно виднелся след волока — то ли кузова санок, то ли кончика хлыста, свешивающегося с прошедшего лесовоза… и капитан догадался: мешка!.. Очевидно, полозья полностью помещались в канаве от кразовского колеса, но сложенные в санках мешки задевали снег на горбатине.

Капитан отвернул унты, выбил мокрый снег и, стараясь дышать поровнее, зашагал по колее, в сторону газотрассы. Как далеко ушли те двое, он не знал, но, наверное, двигались они медленнее, — он все же шел по следу, налегке, не задерживаясь и никого не опасаясь, они же, потеряв много времени на то, чтобы протащить через заснеженный бор отнюдь не детские санки, и здесь, на ветке, шли с остановками и с оглядкой.

Капитан опешил, когда увидел, что следы резко свернули с дороги в лес. Проваливаясь в снег едва ли не по пояс, Проводников выкарабкался к вековой сосне и, обогнув ее, остановился в недоумении. Следы оборвались. Он вернулся на колею и тут только понял: двое прятались за сосной от встречного лесовоза. Сколько драгоценных минут они провели здесь, ожидая, пока пройдет машина?.. На протяжении пяти или шести километров капитану попались еще три таких схорона, но больше всего времени двое потеряли, видимо, на разъезде, услыхав за поворотом воздушный сигнал, подаваемый водителями для того, чтобы предупредить встречную машину: путь занят. В этом месте дорога раздваивалась, сливаясь вновь через сотню метров, с тем чтобы автопоезда могли разминуться. Здесь, прячась за соснами, двое с санками просидели, должно быть, не менее четверти часа, — капитан, специально не разыскивая, без труда обнаружил четыре окурка «Беломора».