Сергей Антонов - В городе древнем
- Название:В городе древнем
- Автор:
- Жанр:
- Издательство:Воениздат
- Год:1985
- Город:Москва
- ISBN:нет данных
- Рейтинг:
- Избранное:Добавить в избранное
-
Отзывы:
-
Ваша оценка:
Сергей Антонов - В городе древнем краткое содержание
Действие романа развертывается в 1943 году. Фронтовик Михаил Степанов, главный герой романа, после ранения возвращается в родной город, недавно освобожденный от гитлеровцев. Отчий край предстает перед Степановым истерзанной, поруганной землей… Вместе с другими вчерашними воинами и подпольщиками Степанов с энтузиазмом солдата-победителя включается в борьбу за возрождение жизни.
В городе древнем - читать онлайн бесплатно полную версию (весь текст целиком)
Интервал:
Закладка:
— Возвращаются, Пелагея Тихоновна, надо ждать. Но я уже не надеюсь, как раньше…
Она смотрела на мать Николая: сейчас укоризненно покачает поседевшей головой или скажет что-нибудь не без упрека: «Как это не надеяться? Перегорело в сердце? Стала забывать?..»
Но Пелагея Тихоновна не обиделась, не удивилась.
— Да, да… — после молчания бесстрастно проговорила она. — Дай я тебя чайком угощу, Верочка.
Вера не отказалась от сладкого чая и хлеба, угощения в этих условиях щедрого: все равно Пелагея Тихоновна настоит на своем. Не побаловать гостя, родного человека хотя бы чаем?.. Как же это можно? И Пелагея Тихоновна угощала, часто отдавая последнее. Вера тоже старалась принести ей что-нибудь из съестного посущественнее: граммов сто сливочного масла, сахара… Ваня Турин, вернувшийся из очередной поездки, как-то преподнес ей и Козыревой по кусочку ветчины. Потом Вере удалось совершенно случайно выменять на кофточку фунт сала. И этим богатством поделилась Вера с Пелагеей Тихоновной.
— Сейчас я взогрею. — Пелагея Тихоновна ушла на кухню, а Вера оглядела знакомую обстановку и закрыла глаза.
Пелагея Тихоновна принесла побитый жестяной чайник, с которым она вместе с другими горожанами проделала крестный путь до Погар и обратно, принесла две чашки, накрыла на стол.
— Эх, Верочка, Верочка, пей, милая… Что есть…
— Спасибо, Пелагея Тихоновна…
Пелагея Тихоновна держала блюдце на растопыренной пятерне, подносила ко рту и втягивала глоток-два горячего, обжигающего чая. От сахара откусывала крохотные кусочки мелкими, удивительно белыми зубами. И вдруг тихо проговорила:
— Погоди, Верочка, еще немножко да выходи, милая, замуж…
Вера поставила кружку на стол.
— Пелагея Тихоновна… — В растерянности она не знала, что сказать.
— Не обижайся, я старше тебя. Не во всем глупее.
— Я не об этом… Не думала я ни о каком замужестве…
— Верю, знаю. Ты такая. А все же подумай.
— Что вы, Пелагея Тихоновна!
Но Пелагея Тихоновна либо не слышала возражений Веры, либо не хотела принимать их в расчет:
— Вон Степанов-то, Миша, ходит неприкаянный. Раненый, побитый войною… Ты одна, он один. Я же знаю, как вы дружили… На вас все смотрели и говорили: пара!
Вера закрыла глаза: боль слепила. И казалось бы, неожиданная боль.
— Зачем вы об этом, Пелагея Тихоновна?..
— Вот видишь! Не забылось…
Вера опустила голову, ладонью охватила лоб. Молчала.
— Не обижайся, Верочка, послушай, что скажу. Отец — один, мать — одна, а вот жены и мужья… Мало ли что в жизни бывает… Я тебе, Верочка, счастья хочу.
Горькие слова… Но что случилось, то случилось: сына нет. Пропал. Сгинул. И она, мать Коли, давала его жене Верочке, которую успела полюбить, добрый совет.
Они попили чаю, поговорили о делах в городе, о положении на фронте и взятых нашей армией городах.
— Вот, Верочка, Гомель на днях наши отбили… У меня ж там сестра, племянники. Живы ли? Написала, вот жду. Все жду и жду…
— Да, все, наверное, так, Пелагея Тихоновна. Даже если ждать некого. Мои тоже совсем покой потеряли, как наши вошли в Белоруссию. У нас ведь в Минске тоже много родственников. У тетки там сын, он инвалид, не в армии, так она вон что учудила: написала письмо и пометила, что, мол, переслать в Минск, когда освободят. Чтобы, значит, как можно скорее до него дошло…
— Говорят, многие так делают. Да, материнское сердце никогда покоя не имеет… Сколько писем ходит по свету в поисках человека! А у людей подчас и адреса-то нет.
— Миша мне рассказывал, по радио передают письма, в которых люди разыскивают своих близких…
— Скорее бы у нас радио наладили! — вздохнула Пелагея Тихоновна. — Может, и Коленька отыщется… — И хотя она и сама прекрасно понимала, что прежде всего он приехал бы или написал сюда, в Дебрянск, эта неведомая им передача по радио добавила ей немножко надежды…
— Мне, пожалуй, пора. — Вера накинула свое пальтишко, застегнула надежный ремень.
Пелагея Тихоновна сидела за столом в прежней позе: руки сжаты, голова опущена. Надо было попрощаться, сказать ей что-нибудь хорошее. Вера подошла к столу:
— Пелагея Тихоновна. — Она погладила шершавые, сухие руки свекрови. — Пелагея Тихоновна, спасибо вам…
Пелагея Тихоновна вдруг взяла Верины ладони в свои:
— Слышишь, Верочка… Колю-то, говорят, видели в Хвалынском…
— Ох, Пелагея Тихоновна. Если бы видели в самом деле!.. — вздохнула Вера. — Ведь сколько раз это уже было.
Но Пелагея Тихоновна тоже знала об этом. Проходил слух: видели там-то, мелькнул здесь, шел в колонне… А потом ничто не подтверждалось. Знала и все же говорила:
— Сходи, Верочка… Я бы сама, да разве дойду? Сходи, милая…
Несчастная мать забыла обо всем: о вольной, только что данной ею Вере, и о том, что и ждать-то вроде как бы нечего. Вдруг из Хвалынского потянется ниточка, которая приведет к счастью? Как же пренебречь хотя бы тенью надежды?
Вера молча, с состраданием смотрела на Пелагею Тихоновну.
Обычно все, что касалось Коли, говорилось в первую минуту их встречи, и Вера знала, почему сегодня сделано отступление от неписаного правила. Не хотела Пелагея Тихоновна больше связывать ее, Веру, с горькой судьбой сына. Высказалась, а потом не выдержала… Как она просила: «Сходи, Верочка… Сходи…»
Но идти совершенно незачем. Ни в Хвалынское, ни куда-либо еще. Пора перестать тешиться иллюзиями. Хватит! И Вера мысленно утвердилась в том, что открылось ей в минуты, когда провожали американских гостей: «Кто-то же должен был жертвовать не только свиной тушенкой, но и своими жизнями!»
Из происшедшего с Ниной Ободовой и Леней Калошиным Степанов сделал один вывод: шаблон в мыслях, невнимание к человеку, нежелание думать многолики, тянутся из века в век, меняя лишь окраску и форму, и их ни по чьему приказу не отменишь, из минометов не разобьешь и даже «катюшами» не прикончишь. Что-то в человеке должно быть сильнее минометов и даже «катюш». Надеяться больше не на кого. Только на человека! И он себе приказывал: «Ну вот и будь крепче и сильней!»
Утром Степанов вошел в класс бледный. В учительской Владимир Николаевич за минуту до этого спросил его:
— Не заболел ли, Михаил Николаевич?
— Нет, — ответил Степанов и — скорее в класс.
Ученики встали. Степанов удостоверился: Ира здесь, Леня Калошин здесь, Наташа Белкина здесь… Хорошо!
— Вот что, ребята, — приступил он. Глуховатый голос учителя сразу насторожил ребят. На Степанова смотрело четырнадцать пар глаз, четырнадцать душ широко распахнулось, чтобы принять в себя его добрые слова.
— Как по-вашему, полезно ли мучиться? — с неожиданной для самого себя улыбкой спросил Степанов. — Бывает ли лень совести и души?
Читать дальшеИнтервал:
Закладка: