Сергей Антонов - В городе древнем

Чтобы легче было идти, чтобы хоть сегодня избежать смерти, бросали вещи, скидывали теплую одежду, зная, что ночью придется мерзнуть. Но дотянешь ли до ночи?

От случая к случаю немцы давали хлеб. Всегда только тем, кто впереди. Расчет был прост: заставить колонну подтянуться.

Через Десну — ни моста, ни парома… Погнали вплавь, и невольники тонули десятками. Более сильные, кто умел хорошо плавать, не знали, к кому бросаться на помощь. На остановках возле леса все чаще делались на березах зарубки с надписями химическим карандашом:

«Передайте, Авдотьины Мария и Степан погибли. Зину гонют в Германию», «Борис! Если будешь искать — иди в Почеп или Погары. Мама», «Калошины с Дзержинской погибли», «Фокин погиб», «Паша, может, не в Германию, а в Польшу», «Передайте: Цыганков — продажная сволочь. Остерегайтесь!..».

В пути не говорили о будущем. Это было невыносимо. Концлагерь? Или роль рабочего скота в самой Германии? Но тогда отделили бы работоспособных, а остальных — под пулемет…

Спасла наша армия. Удар по гитлеровцам был таким внезапным и сокрушительным, что у них не осталось времени расправиться с невольниками. Горожане, ошеломленные неожиданным освобождением, бросились врассыпную, теряя друг друга.

Нетрудно было себе представить, какое потрясение пережил мальчик… Погиб отец… Не известно, где мать… Что-то живое и близкое должно же быть рядом!.. И вот он нашел этого котенка, теплый комочек, крохотное беспомощное существо, и держит его в руках…

Степанов взглянул в одну сторону, в другую — котенка не заметил.

— А котенок где?

— Не ищите… Пока Лени нет, я котенка выбросила… Кто знает, что за парша у него… И так болезней хватает, того и гляди, тиф подцепишь…

— Хозяюшка, — сказал Степанов, — с котенком зря вы так распорядились… Надо его непременно найти…

— Зачем?

Степанов стал растолковывать, насколько мог быть дорог несчастный котенок мальчику… Что он значил для него…

— Эх, учитель!.. — вздохнула хозяйка. — Дети, дети гибнут… Таня у меня…

— Я понимаю… — сочувствуя, проговорил Степанов. — Но разве вы отбирали у Тани игрушки? А котенок — больше, чем простая забава… Я сам поищу… Где вы его оставили?

Женщина смотрела со смешанным чувством недоумения и уважения. Что-то медленно пробуждалось в ней…

— Пойдемте.

Котенка она бросила в развалины кирпичного дома. Сколько ни искали — не нашли.

— Никак, углядел кто и куда-то унес, — решила женщина. — А может, котенок в землянку проскользнул и затаился…

Поискали в землянке. Но и там его не было.

Вскоре пришел мальчик в старом, грязном ватнике и штанах, большими пузырями вздутых на коленях. Штаны были в глине, и, быть может, поэтому твердыми казались эти пузыри. Рука была засунута под ватник, он держал что-то в ней, прятал от посторонних глаз.

Заметив в землянке неизвестного, мальчик поздоровался:

— Здравствуйте…

— Добрый день, Леня!

Степанов всмотрелся. Мальчик определенно был ему знаком. Тонкое лицо с черными девичьими бровями… Живые глаза, которые сейчас он почему-то прятал… «Встречались у знакомых? Да нет же!.. Райком!»

Это его видел Степанов у Захарова в ту бессонную и беспокойную ночь в первый день приезда. Солдаты подобрали полуголодного мальчика на одной из дорог, долго возили по темному и мертвому Дебрянску, пока не заметили единственный огонек — в окне райкома.

Тем временем мальчик снял ватник, кепку и сказал, доставая из-за пазухи котенка, но не выпуская его из рук:

— Тетя Дуня, котенок незаразный…

— Ленечка, да откуда ты знаешь? Где был-то?

— В больнице, — угрюмо ответил мальчик.

— А что же у него?

— Бывает с голоду такое… — Леня протискался в темный угол и сел там на что-то.

— Леня, ты знаешь о школе? — спросил Степанов, надеясь хоть немножко расшевелить мальчонку.

— Знаю…

— Конечно, будешь ходить?

— Да…

Леня говорил неохотно. Коротко отвечал на вопросы. Степанов понимал: мальчику нужны были новые чистые штаны, тарелка горячего сытного супа, ласка… а не разговоры! Однако надо выяснить хоть самое необходимое.

— Сколько тебе лет, Леня?

Опустив голову, мальчик задумался.

— Не знаю… — ответил после довольно долгого молчания.

— Как же это?..

— В сорок первом должен был в пятый класс пойти… Значит, сейчас тринадцать, что ли… Я в школе с семи…

Степанов слушал, смотрел на Леню, и его сердце охватывала щемящая боль. И вдруг из сотен, может, тысяч эпизодов и картин войны всплыла эта.

Их часть освободила небольшое, но, как оказалось, довольно сильно укрепленное село. Когда после долгого, упорного боя взвод Юрченко вместе с другими вошел в горящее село, на пустынной площади с колодцем посередине бойцы увидели мальчика лет восьми, вылезавшего из окопа. Наверное, отбился от своих, старшие каким-то образом недосмотрели… Мальчик вылез, встал и замер. Словно ничего не понимая, медленно осматривался вокруг… Где дома? Где люди? Почему столько воронок? Почему скошены верхушки лип? Дым… Огонь… И никого из своих! «Ты почему один? Где мама?» — спросил, подойдя, Степанов.

Мальчик не ответил, он даже как будто удивился, откуда взялись эти дяденьки. Наверное, у него в ушах еще звенело от грохота, который стоял здесь в течение нескольких часов.

Степанов повторил вопрос, но снова не получил ответа. Тогда он погладил мальчика по вихрастой голове, обсыпанной землей, но тот словно ничего не почувствовал. Не пришел еще в себя.

Захватив с собой мальчика, минометчики передали его первой группе жителей, возвращавшихся в деревню…

Вот так и с Леней… Должно пройти время. Оттает… Отойдет…

— Держись, Леня. Все постепенно наладится. — Степанов протянул руку в угол. Но мальчик то ли не заметил ее, то ли не хотел прощаться. Степанову пришлось нащупать Ленину руку и пожать ее. — Мы еще с тобой, Леня, поговорим.

Мальчик молчал.

Учитель вслушался, всмотрелся: может, кивнет, одними губами ответит… Но — нет!

— Ты меня слышишь, Леня?

— Слышу… Поговорим… — отозвался он.

— До свидания, Леня!

— До свидания, — вставая, ответил мальчик.

Плохо различимый в сыром сумраке землянки, хрупкий, полуголодный, он стоял перед Степановым — олицетворение судьбы десятков, сотен детей….

— Евгения Валентиновна в райкоме, — сообщил Степанову один из посетителей, ожидавший Галкину в районо.

Керосинка стояла на прежнем месте, в углу, свернутая постель лежала на шкафу… Все по-прежнему! На одной из полок шкафа, занятых бумагами и книгами, — маленькое зеркальце. Степанов представил, как Евгения Валентиновна смотрелась в него, прихорашивалась, и ему вдруг почему-то стало ее жалко.

Можно было бы самому наведаться в райисполком и узнать, какое решение принято насчет бережанской школы, а то и подтолкнуть дело. Но не будет ли это «партизанщиной»? Нет уж, пусть Галкина выясняет…