Сергей Антонов - В городе древнем

— Зачем терять? — спокойно сказал Латохин. — Комсомольский билет — важная в жизни вещь.

— Так что же, — продолжал Гашкин, — уничтожил, что ль? — И сурово посмотрел на Латохина.

На этот раз сурово ответил и Латохин:

— Еще чего не хватало! Отобрали его у меня.

— Кто? — спросил Турин.

— Командир.

Все с удивлением переглянулись.

— Так ты в армии, что ль, был? — спросил Турин.

— Был, — проговорил Латохин. — Под Сталинградом ранило меня. Билет пробило осколком. Командир и отобрал его…

— Погоди!.. — Турин даже встал. — Так ты тот самый фронтовик, которого мы ищем?..

— А зачем меня искать? Я принес заявление… Его сунули в стопку… Потом заходил еще раз, но никого не было. В стопке оно и лежало, мое заявление…

Но никто уже не интересовался собственно заявлением.

— Говоришь, билет пробило осколком? Значит, в грудь ранило? — поинтересовался Гашкин.

— Да, но я все же отлежался в госпитале… Потом выписался и снова попал в свою часть. Там мне и сказали, что билет мой пробит и кровью залит… Короче, уже не годится… Должны, говорят, новый выдать, а тот отправят в Москву, чуть ли не на выставку «Комсомол в войне». Будто командир так сказал. Билет мне новый уже вроде выписали, но тут нас послали в разведку. Сказали, вручат, когда вернусь. А в разведке той руку-то мне и перебило, снова очутился в госпитале…

— У тебя и рука ранена? — спросил Гашкин.

— Да… Иначе почему же я не в армии… Ну вот, нового билета я не получил, старый отобрали. Прошу выдать.

— Как же ты сюда-то попал? — спросила Козырева. — Кто-нибудь из родных, знакомых есть?

— Из госпиталя выписали вчистую. А мы перед самой войной в Дебрянск переехали. Думаю, поеду туда, может, кто из своих вернется. Если живы, собираться будут здесь… Вот и приехал…

— Пока никто не вернулся? — участливо спросила Козырева.

— Пока нет.

Козырева сочувствующе покачала головой: вот так-то…

Турин что-то вспомнил и неожиданно спросил:

— Это не ты ли у меня доски унес?

— Я…

— Топчан сделал?

— Сделал…

Игнат Гашкин, которому теперь очень нравился этот белобрысый паренек, с оживлением смотрел на Турина, ожидая смешного рассказа.

И Турин поддался. Весело, небрежно он рассказал, как несколько дней назад к нему пришел Латохин и спросил о своем заявлении. А потом оглядел комнату и, заметив доски, которые клали на стулья для увеличения «посадочных» мест на совещаниях, спросил, нельзя ли ему взять их для топчана. Сначала Турин подумал, что парень не в себе или шутит, но тот деловито заявил: «Спать не на чем». Занятый Турин махнул рукой. Латохин, недолго раздумывая, выбрал подходящие и ушел.

— Направить на строительство клуба с поручением организовать фронтовую бригаду! — перешел к делу Игнат Гашкин.

Турин покосился на него: опять этот прыткий Гашкин опередил его.

Все согласились. Латохина расспросили, как устроился с жильем, где живет, чем райком может ему помочь…

Заявление Латохина разбирали последним, и бюро исчерпало повестку дня. Когда Сергей ушел, Ваня Турин опустил голову на ладони и так сидел несколько секунд, глубоко задумавшись и как будто немного печальный.

Все поднялись, но расходиться не спешили, ожидая от секретаря чрезвычайных сообщений. Вот именно так, когда текущая работа была закончена и суета будничных забот не могла наложить свой непременный отпечаток на его информацию, секретарь райкома и сообщал своим работникам и членам бюро важные новости. Допустим, о том, что взят такой-то город и завтра об этом будет передано по радио, или о том, что сказал секретарь обкома комсомола но поводу работы Дебрянского райкома, или о том, что сегодня на станцию прибыл эшелон со стройматериалами, в котором — гвозди, стекло, тес, доски, бревна…

Но сегодня, выдержав паузу, Турин сказал:

— За эти дни мы двинули в жизнь, в горячие дела, добрых полтора-два десятка человек. Здо́рово!.. Однако заслуга эта принадлежит не нам с вами… А Мише Степанову… Так прошу и считать.

Члены бюро ждали, не скажет ли секретарь райкома еще чего. Но Ваня Турин ничего больше не сказал.

Степанов лежал в больнице уже пятый день.

Заходили к нему Ваня Турин, Владимир Николаевич, Таня, которая каждую свободную минутку старалась заглянуть в его палату. Был и майор Цугуриев, в первый же день добившийся у главного врача разрешения поговорить с пострадавшим. От него Степанов узнал, что Дубленко сам явился к майору и рассказал о происшествии на дороге. Сожалел о случившемся…

Объяснял свой поступок Дубленко так: ударил Степанова потому, что был возмущен гнусным подозрением, которое есть не что иное, как оскорбление… Может, конечно, погорячился, может, следовало найти другую форму защиты, но в таком состоянии не всегда сразу сообразишь… Одним словом, потерял контроль над собой…

— Скажите, Степанов, — попросил майор, — что из сообщенного Дубленко правда, что — нет?

— Все правда, — подтвердил Степанов.

— Вот как?! Значит, вы его так, с ходу, мародером, грабителем? Ах, Степанов, Степанов… — Цугуриев укоризненно покачал головой. — А не лучше было бы с нами сначала посоветоваться? — И строго добавил: — В условиях прифронтовой полосы выяснять такие вопросы один на один, да еще на пустынной дороге, по меньшей мере неразумно, и вы, как фронтовик…

В дверях показался главный врач, всем своим видом давая понять Цугуриеву, что отведенное время истекло. Майор кивнул: мол, понял.

— Лежите спокойно, Степанов. Мы расследуем дело до конца, — сказал он на прощание.

Главный врач никому не позволял утомлять больного. Десять — пятнадцать минут на свидание. Никаких разговоров о том, что могло бы его взволновать…

В первый же день зашла в больницу Вера. Держалась скованно, сидела молча, отвечала на Мишины вопросы коротко… Сама, как ни старалась, не могла найти темы для разговора, и ее напряжение передалось Степанову.

Когда она вышла из палаты, врач заметил ей:

— Вам, Вера Леонидовна, лучше не приходить.

И Вера больше не приходила. Ни разу. Хотя каждый день справлялась о состоянии Степанова.

Турина, пришедшего, как всегда, вечером, врач задержал в коридоре:

— Лучше было бы, Иван Петрович, Степанова забрать отсюда… Больница переполнена, почти сплошь забита тифозными.

— А перевозить его можно, не повредит?

— Конечно, нежелательно, если судить строго по медицине, но хуже будет, если он подцепит здесь тиф. К тому же сотрясение мозга у него не такое тяжелое, как нам показалось вначале. Думаю, через недельку совсем оправится…

— Заберем, — ответил Турин.

Но куда забрать? Жилой дом и бараки еще не готовы… Устроить в чей-нибудь подвал попросторнее? Но где этот подвал? В школу? Но как он будет там один и кто станет за ним ухаживать?