Георге Георгиу - Возвращение к любви

— Где тебя носит, человече? — напустился на него Михаил. — Я звонил Вале, она ответила мне, что ты давно пошел сюда.

— Прогулялся немного… в голубых санях, запряженных парой белых лошадей… На дворе такой теплый снег… — улыбнулся Фабиан. — Настоящая феерия!

— Послушай, уж не выпил ли ты? — подозрительно спросил Лянка.

— У вас разве напьешься! — притворно возмутился Фабиан. — Не ты ли приказал запереть погребок, чтоб не выпили весь твой «Норок»? Я надеюсь, Антип Леонтьевич, что с вашим появлением будет порядок в Стэнкуце? Товарищ Мога уже собрал свой багаж, а Михаил…

— Будем надеяться, — усмехнулся Назар. — Я рассчитываю на вашу помощь.

— Я свою миссию выполнил, все! — сказал серьезно Фабиан.

— Ну и что же дало расследование? Будешь судить меня или нет? — спросил Мога, изображая озабоченность.

— Пока отдадим под суд Мирчу. Хороший штраф вправит ему мозги, — ответил Фабиан. — А Максима Могу я попросил бы быть более принципиальным в будущем. И более предусмотрительным. Ты знаешь, почему Мирча так воевал с тобой?

— Я не задавал себе такого вопроса, — ответил Мога.

— Ему, с его амбицией, было лестно бороться с таким человеком, как ты, а ты поддерживал эту игру, не думая об опасностях какими чреваты действия таких людей, как Мирча. Позаботился бы хоть о престиже Стэнкуцы!

— Век живи, век учись, — с философским видом заметил Лунгу. — Даже у такого, как Мирча, выходит, можно кое-чему научиться. Так-то! Вот я до сих пор не знал, что и молодость — нелегкое бремя. Встречаю утром Илью Перепелицу, который выиграл в лотерею как раз накануне свадьбы «Запорожец». Стоит с машиной у ворот. Прошу его подбросить меня до сельсовета, а он мне отвечает:

«Не могу, товарищ председатель. Жена наказала мне ежедневно возить ее на ферму».

«И ты ее возишь?» — спросил я.

«А что же делать?.. Молодость — нелегкое бремя», — вздохнул Илья, а по глазам вижу, что доволен…

Пронзительно, как сигнал тревоги, зазвонил телефон. Мога поднял трубку, молча выслушал и сразу потемнел лицом.

— Это Валя, — сказал он, ни к кому не обращаясь, положил трубку и тут же поднял ее, набрал номер и попросил телефонистку соединить его с районной больницей.

Мога сказал главврачу сдержанным голосом, внешне спокойно, что срочно нужен хирург.

— Я пошлю колхозную машину… спасибо, — закончил он разговор.

Прошло несколько секунд в тяжелом молчании. Все ждали, что Мога объяснит, в чем дело. А он открыл серебряный портсигар, вынул оттуда папиросу и торопливо закурил. К портсигару протянул руку Михаил, то же сделал и Фабиан. Некурящий Лунгу машинально повторил их жест, но не закурил, а поднес папиросу к глазам, как бы внимательно изучая ее.

Назар черкнул красным карандашом по бумаге. На белом листе появились большие разбросанные пятна, похожие на свежие следы крови, и Мога, невольно бросивший взгляд на листок, вздрогнул.

— Жувалэ при смерти. Он упал с крыши табакосушилки, — хрипло вымолвил Мога.

Назар скомкал бумагу и бросил в корзину у стола. Михаил смял сбою папиросу. Лунгу тяжело вздохнул. Мога встал с кресла:

— Я в больницу. Ты со мной, Антип?

— Пойдем все, — сказал Михаил.

Они молча вышли из кабинета. Машины стояли на асфальтовой полоске у здания правления. Первым спустился по лестнице Фабиан. Григоре, видя, что все сопровождают его, решил, что Фабиан уезжает, и открыл дверцу машины. Он был готов сам отвезти его в Кишинев, даже поднять его на «Волге» на одиннадцатый этаж, лишь бы не видеть рядом с Наталицей. Эта чертовка пожирает прокурора глазами, никак влюбилась! Фабиан хоть и хорош собой, но он ей не пара. И намного старше ее!.. Григоре не знал, сколько лет Фабиану, но был бы рад, если б тот оказался вдвое старше, чем на самом деле. Иначе он может забрать Наталицу в Кишинев и останешься ты, Григоре, с носом. «За час домчу его в Кишинев, ей-богу! — строил планы Горе. — А как вернусь, возьму Наталицу за руку и поведу к Максиму Дмитриевичу, пусть благословит нас. Не захочет Наталица? Украду ее! Как пить дать — украду!»

Но Фабиан вместе с Могой, Назаром и Лунгу сел в машину Марку. Лянка приказал Горе срочно ехать в Мирешты за хирургом.

— Давай гони! — строго добавил он.

«Черт возьми! Что случилось? А я уже видел себя в Кишиневе! — с сожалением подумал Горе. — А вышло наоборот: я уезжаю, а Фабиан остается. Гм!.. Будь она проклята, эта жизнь, как говорит мастер Жувалэ!

Состояние Жувалэ резко ухудшилось. Испуганная и растерянная медсестра побежала за Валей и крикнула с порога:

— Он умирает!

Встревоженная Валя поспешила за ней. Всего минут десять, как она отошла от его постели и в ожидании хирурга занялась историей болезни. Упав, Жувалэ вывихнул ногу. Других телесных повреждений не было. Оставалось неясным, были ли повреждения внутренних органов, поэтому Валя и вызвала хирурга из районной больницы.

Жувалэ стонал, был бледен, холодный пот выступил на лбу. Затуманенным взором он глянул на Валю, не узнавая ее. Валя внимательно осмотрела его: пульс едва прощупывался, сильно упало давление, живот вздулся… «Разрыв селезенки или печени», — мысленно поставила она диагноз. Несколько секунд сидела неподвижно, глядя на страдальческое лицо старика. Хоть бы хирург приехал скорей!..

А если он задержится? Если приедет слишком поздно?

— Приготовьте к операции, — сказала она медсестре.

Старика перевезли в операционную.

Снаружи не доносилось ни звука, словно само время приостановило свой бег. Стояли наготове две медсестры, которые должны были ассистировать ей, а Жувалэ неподвижно лежал под белой простыней, с восковым лицом. «Будто уже мертв!» — на какую-то долю секунды испугалась Валя.

— Пульс? — тихо спросила она.

Медсестра кивнула головой — есть!

Валя взяла в руки холодный скальпель и глядела на него, будто раздумывая — понадобится он или нет?

В этой гнетущей тишине послышался скрип двери. Валя обернулась и увидела Могу в белом халате. Он остановился на пороге, слегка наклонил голову в знак привета или, может быть, одобрения, и Валя сразу почувствовала себя спокойно и склонилась над больным…

Вскоре Мога покинул операционную, но Валя не заметила его ухода.

…Хирург из Мирешт прибыл, когда операция подходила к концу. Валя почувствовала, что он вошел, но даже не повернула к нему головы. Она боялась сделать хотя бы одно лишнее движение.

— Селезенка? — спросил хирург.

— Я удалила ее, — ответила Валя, с трудом шевеля языком.

Только этими словами они и обменялись до окончания операции.

Валя еще стояла у постели больного, а в ее кабинете собрались четверо мужчин, присутствие которых было бы полезнее ей, чем Жувалэ.

Хирург из Мирешт был в восторге от спокойствия Вали и ее мастерства. «Ювелирная работа!» — повторял он, объясняя остальным особенную трудность операции в условиях сельской больницы, где ограниченные возможности и лишь в исключительных случаях можно решиться…