Георге Георгиу - Возвращение к любви

Лянка собирался уезжать, когда к нему подбежал сын Штефана Бодоликэ, размахивая шляпой.

— Я отнял-таки ее! — радостно кричал парнишка. — Баран, зверюга, не давался в руки, но я настиг его, сел верхом, и вот…

— Гляди-ка, да она цела! — удивился Лянка. — Ну, теперь я могу и уехать, — улыбнулся он. Спасибо, Петруц!

Но ему все-таки пришлось задержаться. Появился Гырнец на грузовике. Из кабины вылез Будяну.

— Рады помощникам? — весело спросил журналист, пожимая Лянке руку. — Я слышал, буря наделала беды…

— Да нет, все не так страшно. Овец мы спасли, а через пару часов и загон поправим, — ответил Лянка, указывая на людей, уже начавших чинить крышу.

Будяну посмотрел на низенькое помещение с глиняными стенами и осыпавшейся штукатуркой, и ему припомнились слова Бошты, которые теперь прозвучали как обвинение: «А Мога не построил новую!» Сейчас Будяну тоже готов был осудить Могу.

Лянка, наверное, объяснил бы ему кое-что, но Будяну ни о чем не спросил: он видел, с каким рвением и как спокойно люди работают, и у него создалось впечатление, что среди них незримо присутствует Мога… И тогда он подумал: «Чтобы понять Могу, надо знать людей, с которыми он делил и труд, и все житейское, потому что от людей и начинается настоящий Мога».

Поэтому, когда Лянка предложил Будяну поехать вместе с ним в село, журналист ответил, что останется тут…

— Хорошо… Но берегите шляпу, — улыбнулся Лянка, в нескольких словах поведав свое приключение. Потом попросил Штефана: — Дядя Штефан, нет ли у вас теплой шапки для товарища журналиста? А то, чего доброго, еще простынет.

— Найдется, Михаил Яковлевич! — ответил пастух.

Григоре тут же вспомнил давнишний эпизод, когда Мога снял шапку с него и отдал ее Лянке. И хотя оба случая были похожи, все же между ними было некоторое различие: Мога приказывал, а Лянка как будто просил об одолжении.

Загон остался далеко позади. Еще немного, и машина будет в селе. Густой снег покрыл окрестности белой пеленой, и нельзя было отличить, где дорога, а где поле.

Машина замедлила ход, потом и вовсе остановилась.

— Что случилось, Григоре?

— Не видите, что творится вокруг? Точно мы попали на Северный полюс! — с досадой ответил тот.

Казалось, что в узкой долине, по которой проходила дорога, ветер выдул весь снег, оголив склоны холмов. Озимые посевы нежно зеленели, лишь кое-где, как только что расцветшие лилии, лежали белые снежные пятна.

— Что же нам делать, Михаил Яковлевич? — спросил Горе, напрасно стараясь стронуть машину с места. — Ни вперед, ни назад! Раньше нужно было выехать. — В его голосе прозвучал упрек в адрес Лянки, хотя Горе ругал и метель, и исчезнувшую дорогу, и нескладную шоферскую жизнь.

— Попробуй еще раз, — сказал Лянка.

Горе отлично понимал, что любые усилия ни к чему. Но, прочитав в глазах у Лянки полную веру в его шоферское мастерство, он нажал на акселератор. Машина рванулась вперед, но тут же встала. Вторая попытка дала тот же результат.

А метель выла, хохотала над их бессилием. И снег сыпал не переставая, все наращивая сугробы, окружающие машину.

Горе и Лянка сидели неподвижно, только «дворники» на ветровом стекле прилежно работали, стараясь сохранить видимость связи с внешним миром.

«Что сейчас происходит на совещании? Что думает Мога о моем отсутствии?..» — беспокоился Лянка. И словно наяву слышал негодующий голос, доносимый ветром: «Где ты шатаешься, человече?»

В последние дни, когда Мога почти полностью переложил на него заботы о колхозном хозяйстве, Лянка всем существом везде ощущал присутствие Моги, словно он, Лянка, другими глазами увидел Стэнкуцу. И впервые он по-настоящему понял, какая огромная ответственность падет на плечи того, кто останется на месте Моги. Будь то он, или Кырнич, или кто другой. Мало идти по следим Моги, сделать шаг вперед — вот в чем главная задача.

— Послушай, Григоре…

Шофер вздрогнул: именно так обращался к нему Мога, когда хотел поделиться своими мыслями, рассказать новости, похвастаться чем-то или поругать его, Горе… Даже интонация показалась ему той же самой.

— Скажи откровенно, тебе жаль, что Максим Дмитриевич уезжает?

— Жаль, Михаил Яковлевич! — не задумываясь, ответил Горе. — Мне нечего скрывать… Насколько я понимаю, и вас это не радует…

Лянка вздохнул.

— Завидую я ему, Горе!

Водитель удивленно посмотрел на Лянку.

— Я завидую тому, что он сумел оставить здесь, — продолжал Лянка.

Горе молчал. Слова Лянки взволновали его, словно похвала относилась к нему. И лишь теперь Григоре по-настоящему принял Лянку как преемника Моги.

— Это золотой снегопад, — продолжал Лянка, — для посевов, для виноградников. Я предчувствую, что у нас будет отличный год. А ты как думаешь?

— Особенный год, Михаил Яковлевич! — согласился с ним Горе. — И знаете почему? — Он сделал паузу, и счастливая улыбка появилась на его загорелом лице. — В этом году я женюсь, — добавил он, покраснев. — На Наталице…

— Прекрасно! — воскликнул Лянка. — Мы пригласим лаутаров, чтобы гремела вся Молдова!

— Лучших лаутаров, чем наши, нигде не найти, — ответил Горе и продолжал, улыбаясь: — И пусть поют на моей свадьбе Домника и Данила… У них есть красивая песня. «Лес, мой лес, во мгле древесной где ты скрыл мою невесту?» — продекламировал Горе и добавил, вздыхая: — А пока что метель не пускает нас к ней…

— Доедем! Иначе и быть не может! — загорелся Лянка. — Жених у нас есть, невеста тоже, и лаутары есть. Ничто нам не помешает сыграть свадьбу!

А над полем, как будто одетым в подвенечное платье, снегопад играл свою последнюю свадьбу, кружился в бешеном неуемном хороводе, а сидящие в машине были его самыми дорогими гостями, которых он ни за что не хотел отпускать.

«Странная весна, — думал Михаил. — И все-таки какая она ни есть, а запомнится надолго, может, и благодаря этой неизвестно откуда сорвавшейся метели… И неизвестно, откуда и когда налетят новые метели, с которыми тоже придется сражаться…»

«Как хороша будет моя Наталица в подвенечном платье, в белой фате и блестящей диадеме, — представлял себе Горе. — А нашим посаженым будет Михаил Яковлевич… Он такой же сердечный человек, как и Максим Дмитриевич… Радуется тому, что я женюсь на Наталице… Она будет в белом, а я… в костюме, синем, как ее глаза…»

«Ах Мога, Мога!.. Сколько дел переделал, а радиофицировать машину не мог! Сейчас соединился бы со Стэнкуцей, и давно кто-нибудь вытащил бы нас отсюда… Уйму времени потеряли!» — сокрушался Лянка.

Гнетущей была эта непредвиденная стоянка и, чтобы как-нибудь разрядить атмосферу, Лянка включил радиоприемник. Машину, как порыв весеннего ветра, заполнила веселая, полная тепла, солнца и неуемной энергии мелодия.