Моисей Гольдштейн - Биробиджанцы на Амуре

— Вот видишь, — говорит Файвка, — и ты научился косить.

— Скоро догоню, Файвка!

— Ты молодец! Догнать догонишь, но обгонять — не смей, брат! Можешь быть высококвалифицированным и ученым. Тебе надо было приехать в Биробиджан на несколько лет раньше.

И, пройдя с косой вперед (Файвка всегда идет первым), он так увлекся, что сделал три круга без остановки на перекур. Когда участок был закончен, Файвка обратился к бригаде:

— Ну, ребята, как дела? Замучились? Кто еще на три круга без остановки идет?

Сам он готов был двинуться вперед, но никто не откликнулся. Ребята свертывали папироски и переводили дыхание.

Мейер Рубин платком вытирал с лица пот.

— А как насчет того, чтоб перегнать? — спросил Файвка, дымя папироской.

— Но косить я уже умею.

— Умеешь. Молодец!

— Погоди, я еще обгоню тебя…

— Забудь, братец, выбей из головы. Можешь уже сказать, что проиграл.

— Не торопись. Мы еще на машинах потягаемся.

— На машинах? — удивленно переспрашивает Файвка.

Рубин проговорился: решение о новом составе работающих на машинах еще не было оглашено… И он ничего не ответил на вопрос Файвки.

Ночью, лежа в комарниках, ребята подслушали разговор Рубина и Фрида относительно соревнования. Рубин сказал, что технически он сравнялся с Файвкой, но что обогнать его невозможно. Тот вообще не устает, он может начать не евши и ходить до ночи с косой без остановки.

— Я так не смогу, — заявил он.

— Но сдаваться ты не должен.

Понятно. Он уже сегодня хотел кончать, но мы еще на машинах попробуем. Я не сдамся!

— И правильно делаешь, — сказал Фрид, — ваше соревнование много дало. Теперь уже все соревнуются, даже старик Брейтер.

— С кем?

— С русоволосым пареньком из новых.

Многие замечали странное поведение Берки и его безразличное отношение к работе. Из всех шести косилок, которые были в работе, одна лишь косилка Златкина выполняла норму. Остальные отставали. Машина Берки с утра стояла на месте, лошади жевали траву и волочили вожжи, путавшиеся в колесах. А бригадир среди белого дня натачивал ножи то одной, то другой машины, давал советы, а то и вовсе забирался под дерево, разжигал костер и усаживался курить. Берка всячески старался доказать, что коммуна обязательно распадется.

— Коммуна, — толковал он, — может существовать только тогда, когда она маленькая, а тут набежало со всего света всякой твари по паре, один другого знать не знает, и ни у кого ничего нет. Такая коммуна должна погибнуть.

— А как же ты себе представляешь настоящую коммуну? — спросил один из коммунаров, который серьезно задумался, услышав эти рассуждения.

— Мой совет прост: все старые коммунары, лучшие, должны уйти и создать особую коммуну, маленькую, и никого из новых в нее не принимать.

Он вызывающе посмотрел в задумчивые глаза коммунара: понятно, мол? — и добавил:

— Земли здесь хватает, бери.

— В районе такого дела не допустят! — сказал один.

— Как это не допустят? — возразил Берка. — Новое хозяйство не дадут организовать?

— Нет, не позволят. Теперь речь идет об укреплении старых коммун. Читал постановление?

Берка постановления не читал, но настаивает на своем. Он даже нашел выход, если такое постановление и в самом деле существует:

— Надо уходить. Надо поставить район перед выбором: даете землю, — ладно, нет, — мы уезжаем. А старым биробиджанцам они уехать не дадут! Вот что нужно!

Он смотрит на своих собеседников с улыбкой, точно хочет сказать: «Стоит минуточку подумать — выход найдется».

Златкин, который никогда в таких беседах не участвовал, тем не менее всегда доискивался до их смысла.

После знойного и утомительного дня наступил вечер. Ребята пришли усталые, молчаливые и на берегу застали косарей, уже искупавшихся и нетерпеливо поглядывающих на кухню. Первой не выдержала Груня. Она возбужденно крикнула:

— Вот полюбуйтесь на них! Уже пошабашили!

На берегу стало шумно. Коммунары, которые все время надеялись на машины, пылали от гнева:

— Как это по полдня работать?

— Почему никто не знает, сколько они успевают за день?

— Учета работы нет!

— Тише, ребята! — вмешался Ривкин, когда публика основательно разгорячилась. — Не кричите. Учет есть. Знаем, сколько кто успевает. Один Златкин выполняет норму, больше никто. Машина Берки вообще не работает.

— Будь сам бригадиром! — крикнул Берка.

— Нет, не я, — ответил Ривкин. — Бригадиром назначат другого.

— Почему одного бригадира? Вся бригада никуда не годится, если они норм не выполняют! — заметил один из ребят.

В эту минуту подъехал Златкин. Берка раскричался, что кто-то портит машины, а ему приходится их чинить, что нужно точить ножи. Увидав Златкина, несколько человек заговорили сразу.

— А почему Златкин может? Почему у него ничего не ломается? А ему кто ножи натачивает? Ведь он всего третий день как работает!

— Что тут удивительного, — сказал Златкин, — если люди ни черта не делают? Сидят часами в дыму и агитируют за то, чтобы удирать из коммуны. Никто не работает. Вся бригада никуда не годится.

— Вот мерзавцы!

— Саботажники!

— Гнать из коммуны!

— Под суд их!

На берегу все ходило ходуном. Над головами ползли темные тучи и еще больше раздражали коммунаров.

Собрание возникло стихийно. Называли имена новых членов бригады:

— Бригадиром назначается Златкин!

— Правильно! — крикнули ребята.

— Он настоящий парень!

— Коммунар! Биробиджанец!

В бригаду вошли также Файвка и Мейер Рубин. Они пожимали друг другу руки;

— Теперь начинается новое соревнование! Не правда ли, Файвка?

Файвка не возражает: он всегда готов с кем-нибудь соревноваться.

На берегу все еще шумно. Фриду трудно утихомирить разгоряченных ребят.

Берка сидел в стороне и поплевывал на воду.

Надвигалась ночь, темная, тяжелая.

Машины заговорили веселее. Обновленная бригада стала крепкой. После двух-трех дней работы большие участки острова оказались оголенными, а на площади многих гектаров лежали груды сена. Росли и стога. Ребята нажимали изо всех сил.

— Скошенное сено не оставлять! Если ударит дождь, оно пропадет! — говорит Ривкин. — Придется на день-два остановить машины и бросить все силы на уборку.

Но пока машины работают вовсю. Ривкин сияет. Машина идет хорошо.

— Совсем другое дело! — говорит он Файвке. Тот никак не может установить ножи так, чтобы трава срезалась под корень.

Файвка злится, гонит лошадей за Рубиным, который успел уйти далеко к горам.

— Эй! — кричит Файвка. — К горам не лезь! Там охрана…

Ему не угнаться за Рубиным.

— Ты уже когда-нибудь работал на машинах? — спрашивает Файвка.

— Работал, да не на таких. А когда знаешь одну, легче и к другой приспособиться. — Рубин смотрит Файвке прямо в глаза и улыбается, как победитель. — Тоже мне машина! Ты дай мне машину с моторчиком, с шестеренками, с шурупчиками… Машину с механизмом! Вот тогда посмотришь!