Альберт Мифтахутдинов - Закон полярных путешествий: Рассказы о Чукотке

— В доме лучше. Света больше. Печь только надо хорошую сделать, чтобы не дымила.

И вдоль всей косы наставили столбов электрических да радио провели — много дерева ушло тогда. Зато и красиво село в вечерних огнях — хоть с моря смотри, хоть с самой высокой скалы.

Потом, обучая нулевичков-приготовишек — маленьких чукчей и эскимосов, которые в первый класс пойдут следующей осенью, — русская учительница попросит их нарисовать лес. Молодая учительница, невдомек ей, что дети по книжкам да ее рассказам не могут леса представить, поскольку не растет таковой на черных скалах и в тундре не растет, и не видели они его никогда в своей шестилетней жизни.

Нарисовал Алик — внук Вири — сорок столбов с чашечками изоляторов.

— Что это? — спросила учительница.

— Русский лес! — ответил он с достоинством.

Задумалась учительница. Погладила Алика по головке, похвалила.

Торопится Вири домой, трубка за пазухой колотится на груди в такт шагам.

Знатная у него трубка — не трубка, а полено. Кто видел Вири на рыбалке, никогда не забудет его трубку.

Вири вынимал из сетки толстых гольцов, швырял их в кучу. Если сильная рыба трепыхалась на берегу, он доставал трубку и бил ее по голове. Рыба затихала. Могучая у него трубка, из тяжелого дерева. Кисет ей не придумаешь, в карман не спрячешь, потому и носил ее Вири за пазухой.

Торопится Вири, напевает песенку. Песенка его незамысловатая, но от нее всегда хорошее настроение.

Вот и все содержание песни, но его можно варьировать в зависимости от того, что ты хочешь сообщить себе сам, ведь песня-то для тебя, сам себе поешь, вот и пой, что хочешь. Хорошо, когда есть любимая песня и ты ее хозяин.

Дома Вири ждет его дочь Аминак и гость — только что приехавший охотовед Андрей Маркин. Много лет дружит Маркин с Аминак и Вири, каждый год приезжает к ним.

Была красавицей дочь Вири — далеко слух шел. С дальних стойбищ приезжали — кто с тайной мыслью посватать, кто просто так — посмотреть. На всем побережье не сыщешь лучше. Лицо у Аминак белое, глаза длинные да в пол-лица, моргнет ресницами — что твоя кукла, в магазине такую на праздник давали, Маркин в подарок привез. Держишь куклу прямо — смотрит она, наклонишь — мяукнет и закроет глаза. Уж такая Аминак красивая, двадцать пять ей теперь. Работает в пошивочной мастерской, шьет торбаса, да тапочки, да другую меходежду, хорошо у нее получается.

Когда приезжала раньше Аминак в селение из райцентра — прямо праздник был, везде она гость желанный. Обычно, если женщина в меховой одежде — никакого виду. Катится по снегу пушистый ком, ну что тебе медвежонок! А Аминак как пройдет в своей меховщине — даже сам председатель останавливался посреди улицы. И все-то на ней ладно, все красиво, стянуто где нужно, подогнано. Узоры, бисер, вышивка, бантики-фантики на цветном шелку.

— Какая погода будет? — спрашивает Маркин у Вири.

— Ся-а… не знаю. Вечером скажу.

Маркин смеется. Говорит:

— Я радиосводку слушал. Шторм обещают.

— Вири лучше радиосводки, — улыбается Аминак. — Вири не ошибается.

Маркин это знает. Когда-нибудь он закончит диссертацию, и будет в ней много рассказов Вири: и как выслеживать зверя, как определять погоду, какие и когда собирать травы и коренья. Многим щедро делился Вири с молодым любопытным охотоведом.

Маркин никогда не смеялся над приметами, над поверьями Вири, знал, что это верования, легенды и опыт народа, опыт тысячелетий, накопленный и сохраненный в памяти таких вот щедрых и мудрых стариков.

Аминак ставит на стол каютак — деревянное корытце. Это общее блюдо. На нем режется мясо тонкими ломтиками и оставляется, не перекладывается в отдельные тарелки. Пусть каждый берет и макает в блюдце с нерпичьим жиром. Сырое мясо с жиром — вкусная и полезная северная еда, Маркин тоже пристрастился к ней и охотно делит трапезу с Вири. Правда, он никак не может есть без хлеба, не научился. А такую пищу обычно без хлеба едят.

После сырого мяса — вареная оленина. Затем бульон. Потом чай. Еда идет неторопливо, и беседа тоже. Конечно, рассказов ждут от гостя, но пусть сначала поест. Правда, можно не соблюдать обычай и прямо задавать гостю вопросы, потому что не гость он вовсе, а свой. Друг дома. Большое все-таки селение, но Маркин всегда останавливается у Вири, и старому наблюдателю это льстит. Хороший Маркин, и ученый человек, и начальство его уважает — первым здоровается.

— Долго будешь?

Маркин пожимает плечами.

— На охоту пойдешь?

— Если будет охота. Плохо ты наблюдаешь, — смеется Маркин.

Вири шутку понимает, улыбается.

— Все равно морж придет, — говорит Вири.

— А киты?

— Не видел… — вздыхает Вири. — Еще рано…

— Как рано? — удивляется Маркин. — Уже осень, а их нет. Куда делись?

— Ся-а… не знаю… Скоро будут, — упорствует Вири.

Аминак ставит второй чайник.

— В Чутпене был? — спросил Вири.

Маркин кивнул:

— Конечно, я же пешком пришел. Если на вельботе — ты бы увидел…

— В Чутпене охота лучше, — вздохнул Вири.

— Да, — сказал Маркин. — Там льдов еще нет. Моржи на берегу. Все еще греются. Хорошая там погода.

— Хорошая, — вздохнул Вири.

— Там женщина пропала. Ушла в сопки и пропала. Говорят, медведь… Может, шатун…

— Нет, — качает головой Вири. — Рано. Медведи еще не залегли. Шатуну быть рано…

— А кто?

— Кейнын… бурый медведь… Они любят… — вспоминает слово Вири, — любят воровать женщин… когда чуют…

— Что?

—…когда у женщин начинается… это…

— Что?

— Что у нас бывает каждый месяц, — выпалила Аминак, удивляясь бестолковости Маркина.

Тот смутился:

— А-а…

— Наши женщины тогда в сопки не ходят, они знают, — сказал Вири.

— А если приходится быть в палатке, — обратилась Аминак к Маркину, — то мы обносим палатку бельевой веревкой. Белой бельевой веревкой. Просто бросаем ее на кусты шагах в десяти от палатки. Медведь не подойдет. Он боится.

— Почему? — спросил Маркин.

— Не знаю, — ответила Аминак.

— Спроси у него сам, — засмеялся Вири. — Ты ученый охотник, он тебе расскажет.

Аминак расхохоталась. Она живо представила, как неуклюжий стеснительный Маркин беседует с кейныном на столь деликатную тему.

— Да ну вас! — притворно рассердился Маркин. И прислушался. Уловил шаги на крыльце. В комнату влетел Алик — внук Вири, сын Аминак. Остановился, увидав гостя. Поздоровался тихо. Маркин смутился, протянул малышу ладонь: — Ну, здоров, герой!

— Узнал… — сказал Вири.

Алик кивнул, опустил голову. Убежал на кухню к Аминак.

Родила Аминак в восемнадцать, на первом курсе техникума. Пришлось учебу отложить, уехать в соседнее село к дальним родичам по материнской линии, а потом уж вернуться с ребенком домой.