Сергей Воронин - На своей земле

— В чем дело? — спросил он.

— А без усов, вот в чем дело! — крикнул Витька и еще пуще залился.

— Пошел вон! — крикнул Николай и запустил в него черемуховой веткой.

— Чего ты его гонишь? Идем с нами, Витя, — ласково сказала Груня. — Мы тятю с шофером ищем. Ты не видал их?

— Видал, только не пойду с вами. Больно-то мне надо идти с вами, — он положил удилища на плечо и побежал стороной к дороге.

— А где они? — крикнула Груня.

— А иди вверх, найдешь!

Николай облегченно вздохнул: он боялся, как бы Витька не привязался к ним. А Груня опять присмирела, как только осталась наедине с Николаем. На прибрежных камнях белыми пятнами отсвечивала отраженная луна. Листья на кустах зашевелились, зашептались. Густая вода журчала у ног, как будто посмеивалась. Опрокинутые острием вниз высокие сосны извивались на зеленых волнах. Груня и Николай шли по мокрому песку, изредка задевая друг друга.

— Груня…

Но она не остановилась, пошла быстрей. Поднялась на берег. Широкий куст обдал ее росой. Груня вздрогнула и тихо засмеялась.

— Подожди… — Николай взял ее за руку.

Тогда она медленно повернулась к нему. Глаза у нее блеснули. Он обнял ее.

И вдруг раздался пронзительный голос Поликарпа Евстигнеевича. В тот самый момент, когда он хотел уже потянуть щуку, до его слуха донесся звук шагов. «Уж Витька ли Лапушкин явился, чтобы устроить какую-нибудь каверзу?» — подумал Поликарп Евстигнеевич, обернулся и увидел не Витьку Лапушкина, а свою дочь с каким-то франтом в брюках навыпуск. Поликарп Евстигнеевич вскарабкался на крутой берег — и вовремя. Франт уже склонялся над Грунькиным лицом.

— Эт-та что происходит? — закричал Хромов.

Груня вскрикнула и вырвалась из рук Николая.

— Эт-та кто такой будет, что за человек? — распалялся Поликарп Евстигнеевич и вдруг, приглядевшись, узнал Субботкина. Он зажмурился, потряс головой и снова открыл глаза. Перед ним стоял Субботкин.

— Так… значит, без усов решил действовать? — подходя к нему ближе, сказал Хромов.

Груня боялась взглянуть на отца.

— Поликарп Евстигнеевич, люблю Груню и мечтаю на ней жениться, — четко, по-военному сказал Николай.

Груня медленно подняла голову. Она увидала смущенное безусое лицо Николая, подбоченившегося отца и шофера, с удивлением смотревшего на них. Обеими руками шофер держал за голову громадную щуку. Щука, как кошка, шевелила хвостом.

Кузьма опустил усталую голову на ладонь. Давно уехал Емельянов, давно легла спать Степанида Максимовна, а Кузьма все сидел и думал. Как же так все это получилось? Ведь он же хотел вывести колхоз в передовые. Да, он решил пренебречь огородными наделами, не в них сила и счастье. Важно в первый год поставить колхоз на крепкие ноги. Но Емельянов прав. Есть устав сельхозартели, и никто не имеет права его нарушать. А он, Кузьма Петров, нарушил и за это должен расплачиваться. Но разве он хотел плохого своим людям) Нет. Другое плохо — не советовался он с народом, надо было бы объяснить им, убедить их, и тогда люди поддержали бы его. А теперь он один… придется провести собрание… Но как больно отказаться от своих замыслов! Все, что с таким трудом налаживалось, все эти месяцы, проведенные с мечтами о будущем своего колхоза, — все придется бросить на полпути. Мало этого — Щекотов решит, что он прав, а это ведь не так. Степан Парамонович должен бы думать больше не об огороде, а о колхозе. Но он только о себе думает, о своих интересах, и еще будет обвинять Кузьму, в том, что председатель затянул время. Да, вся беда в том, что есть еще люди, которым вынь да положь, они не видят перспективы, и этих людей надо было все время иметь в виду, увлечь за собой. А он этого не сделал… И в этом его вина перед партией.

За окном послышались мужские голоса. Был поздний час, обычно в такое время никто по улице не проходил. Кузьма распахнул створки окна, его обдало ночной свежестью.

— Мы к тебе! — крикнул с дороги Сидоров и помахал шапкой. Рядом с ним шагал громадный Алексей Егоров, с другой стороны к нему прижимался Поликарп Евстигнеевич, и Алексей Егоров был похож на отца, идущего с двумя сыновьями подростками.

Они вошли в дом, стараясь ступать полегче, чтобы не разбудить Степаниду Максимовну. Поликарп Евстигнеевич сел напротив Кузьмы, Сидоров, сняв шапку, пристроился на подоконник. Алексей Егоров осторожно опустился на стул.

Закурили. Поликарп Евстигнеевич пытливо посмотрел на председателя.

— Видно, не особо веселый разговор был, Кузьма Иваныч, с товарищем Емельяновым, а?

— Почему вы так думаете?

— Так ведь, если б все спокойно, так спал бы ты, наверно, а то вот сидишь чего-то…

— Ну, это еще не довод. Вы тоже не спите, — слабо улыбнулся Кузьма.

— А как же спать-то, Кузьма Иваныч? — вскочил Хромов. — Тут такие дела, что прямо хоть узелок завязывай. Огороды-то эти самые. Вот ведь как вопрос встал!

— Завтра будет собрание, — остановил его Кузьма, — там все выясним. Только могу сказать одно: я неправильно поступал.

— А ты не забегай вперед, Кузьма Иваныч, дозволь докончить, — перебил его Поликарп Евстигнеевич. — Значит, вот какое дело. Прослышали мы от Щекотова и, это самое, от Ивана Владимирыча про то, как ты спорил про огороды и не дал плуг. Опять же сегодня товарищ Емельянов интересовался этим вопросом, и Степан Парамоныч прямо говорит, что тебе за такое дело всыплют. Но, однако, я хочу сказать по порядку, — Хромов вздернул вверх острую бородку, — значит, дело такое. Сижу я дома… Сидел, сидел и надумал пройти к Алексею Севастьянычу. Пошел, а на пути и встреться мне Иван Владимирыч. Да… Вот он мне и говорит, что был он у Щекотова и тот рассказал ему, как, значит, он пожаловался товарищу Емельянову про огороды. Ну, чтобы нам не стоять на дороге, мы и решили пройти уж вместе к Алексею Севастьянычу. Пришли, разговариваем. Тут вот он, — Поликарп Евстигнеевич кивнул головой на Сидорова, — и расскажи нам, как ты со Щекотовым про плуг говорил. Интересно так это рассказал, с чувством. Стали мы обсуждать. Туда, сюда, всяко прикидываем. Слов нет, дело необыкновенное, чтоб мы без огородов оставались…

— Будут огороды, — вразумляюще сказал Кузьма, — будут, с завтрашнего дня приступите.

— Обожди, Кузьма Иваныч, экий ты, — нетерпеливо дернул головой Поликарп Евстигнеевич, — то, значит, без нас повел такую линию, что огородами пренебрег, то теперь опять же решает без нас, чтоб заниматься огородами Мы тебе, прямо сказать, во многом обязаны и благодарны, но и то надо понимать, что ты не один голова здесь, а и мы роль играем. — И строго посмотрел на Кузьму, и словно убедившись, что Кузьма достаточно внимательно слушает его, продолжал. — Так вот, слушай, к чему речь. Сидим мы, и так и сяк прикидываем, и чем больше толкуем, тем интересней разговор… Да…