Юрий Рытхэу - Полярный круг

За железнодорожным мостом Петр Тимофеевич оживился и с гордостью произнес:

— А вот это, — он широко развел руки, охватывая обе стороны улицы, — наш завод «Электросила».

Дом, в котором жили Яковлевы, был сразу же за заводом, и, проехав еще немного, машины остановились у подъезда.

Началась суета с перетаскиванием чемоданов в лифт, а Кайо с Иунэут встали в сторонке — им ничего не позволяли делать — и так стояли, пока к ним не подошел Петр Тимофеевич.

— Теперь прошу в дом.

Елена Федоровна подошла, взяла под руку Иунэут и повела за собой.

Лифт мягко поднялся на пятый этаж. Входная дверь была широко распахнута. В глубине квартиры играла музыка.

Кайо догнал жену, прошел вместе с ней в прихожую, разделся.

— Идите сюда, — позвала Елена Федоровна, провела через большую комнату с накрытым столом и отворила дверь в другую. — Вот это ваша комната. Здесь и будете жить.

Дверь закрылась, и Кайо с Иунэут остались одни. Они обменялись взглядами, и вдруг Кайо почувствовал такую усталость, словно только что вернулся из стада в беспокойную летнюю пору, когда олени ищут спасения от комариных туч и оводов.

Он тяжело опустился на стул.

Перед ним стояла притихшая Иунэут.

— Будем здесь жить? — робко спросила она.

— Что же делать? — развел руками Кайо. — Уехать в гостиницу сейчас невозможно.

— Хорошо, — покорно произнесла Иунэут. — Будем жить здесь. Только очень трудно мне будет.

— Ну почему? — бодро спросил Кайо.

— Непривычно все, — вздохнула Иунэут. — Я все время боюсь сделать что-нибудь не так. Вдруг покажусь смешной.

— Ты это брось, — строго сказал Кайо. — Если что-то им не понравится — и уехать недолго. Вот что тебе скажу: конечно, промахов делать не надо, но если они умные люди, так должны понимать, что приехали мы не из Парижа… Я бы посмотрел, как бы они вели себя в тундре. Уверен, что Елене Федоровне ни за что не поставить яранги, даром что такая здоровая, не говоря о том, чтобы сшить торбаза или кухлянку. Небось все в ателье шьет… Так что ты не теряйся перед ними — держись достойно!

— Да я и так стараюсь, — с тяжким вздохом произнесла Иунэут, и острое чувство жалости шевельнулось в душе Кайо.

— Ничего, и не такое переживали, — подбодрил Кайо жену. — Давай лучше переоденемся в чистое, чтоб не ударить в грязь лицом.

Проводив в другую комнату молодых, Петр Тимофеевич напустился на жену:

— Я же говорил тебе: потеплей, потеплей надо с ними! А ты разговариваешь с ней, будто она иностранная гостья. Нельзя так, она смущается от этого!

— Петенька, — Елена Федоровна переставила фужеры на столе. — Я так стараюсь, так стараюсь, уж и не знаю, как подойти к ним.

В комнату вошел Алексей.

Мать обрадованно кинулась к нему.

— Леша, милый…

— Подожди, мать, — остановил ее Петр Тимофеевич, — Алексей, есть серьезный разговор…

Но Петр Тимофеевич не знал, с какого конца зайти.

— Одним словом, можешь ты нам сказать, как надо обращаться с ними?

— С кем — с родителями или с Маюнной? — простодушно спросил Алексей.

— С Маюнной сам справишься… Вот с родителями ее, с Павлом Григорьевичем и Верой Ивановной, — пояснил Петр Тимофеевич.

— Нормально, — коротко ответил Алексей. — Люди они хорошие, добрые… Ну, что еще добавить? Грамотные, Павел Григорьевич в университете учился здесь, в Ленинграде.

— Да что ты говоришь! — всплеснула руками Елена Федоровна. — То-то я сразу заприметила, у него что-то есть такое. На У Тана похож.

— У Тан — тот с Бирмы родом, а Павел Григорьевич — чукча, арктический человек, — наставительно сказал Петр Тимофеевич. — Ну, задал ты нам задачку, сынок, — вздохнул Петр Тимофеевич. — Ты, Алеша, в случае чего, если мы что не так сделаем, — дай знать. Не опозориться бы перед ними.

Виталий Феофанович поправил очки и сказал:

— Да, я вот читал, что народ этот гордый и легко ранимый. Так что поосторожнее с ними…

— Ты, Виталий, не пугай нас цитатами! — сердито сказала Елена Федоровна. — Зовите лучше гостей к столу.

Петр Тимофеевич постучал в дверь и торжественно произнес:

— Дорогие гости, просим к столу.

Открылась дверь, и перед хозяевами предстали Кайо и Иунэут, принаряженные, аккуратно причесанные. А из другой двери вышли Алексей и Маюнна.

Маюнна была в белом платье, в том самом, в котором была на свадебном пиру в Улаке. Алексей в черном костюме и в красивом широком галстуке.

Виталий Феофанович не сдержался и громко крякнул.

— Пожалуйста, — сказала Елена Федоровна и подвела Иунэут к стулу. Посадив ее, она усадила рядом с ней Петра Тимофеевича, а сама уселась рядом с Кайо.

Завтрак длился так долго, что незаметно перешел в обед. После обеда хозяину пришла в голову мысль показать гостям город. Вызвали по телефону такси, посадили туда женщин и Алексея, а Петр Тимофеевич и Кайо сели в «запорожец» Виталия Феофановича.

На Сенной площади, которая уже называлась площадью Мира, как сообщил Виталий Феофанович тоном заправского экскурсовода, Кайо почувствовал волнение — здесь уже был тот Ленинград, который сохранился в его памяти.

Но когда машина вышла на Невский проспект, Кайо растерянно спросил:

— А где же трамвай?

— Какой трамвай? — удивленно отозвался Виталий Феофанович.

— Я хорошо помню, что по Невскому ходили трамваи. На пятом номере я ездил из общежития до Университетской набережной… И четверка здесь ходила, — растерянно бормотал Кайо, оглядывая ставший неузнаваемым проспект.

— Сколько помню себя — трамвая на Невском не было, — твердо заявил Виталий Феофанович.

— Нет, Павел Григорьевич прав, — вмешался Петр Тимофеевич. — До войны ходил. И после войны некоторое время. А сняли трамвайные пути, по-моему, когда праздновали двухсотпятидесятилетие Петербурга-Петрограда-Ленинграда… Ну что, не нравится такой Невский?

Трудно было разобраться в собственных чувствах. Кайо с таким нетерпением ожидал увидеть знакомую улицу…

— Красивее стал, — уклончиво ответил он.

Действительно, улица стала как бы шире, просторнее, а дома словно поднялись на несколько этажей выше. Гостиный двор сиял широкими витринами, и нескончаемый людской поток огибал его.

Виталий Феофанович обернулся и спросил:

— Куда дальше поедем?

— Павел Григорьевич, командуйте, — предложил Петр Тимофеевич.

— Если можно, я бы хотел, чтобы вы медленно проехали от Московского вокзала до университета, — попросил Кайо.

— Это можно, — ответил Виталий Феофанович и развернул машину.

Кайо снова увидел себя пареньком в ватнике и в мохнатой шапке-ушанке, шагавшим по Невскому проспекту. Сначала Кайо сел в трамвай и купил билет. Битком набитый вагон, проехав совсем немного, остановился, вошли новые люди и стали платить деньги. Кайо тоже еще раз заплатил. Он думал, что надо платить за каждый отрезок пути. В таком случае жалкий остаток денег мог быстро улетучиться, и Кайо решил, что пешком будет и дешевле и интереснее, так как в трамвае из-за множества пассажиров, закрывших спинами и мешками окна, ничего не было видно.