Василий Коньяков - Далекие ветры

Сейчас контора большая. Из коридора пять дверей в обе стороны. В одной комнате шесть бухгалтеров. В другой — парторг. Слева — агроном. Дверь председательского кабинета обита дерматином. Колхозники в конторе редко бывают, в коридоре стоят. В бухгалтерии не пройдешь — столов много, и за что-нибудь заденешь, бумажку на пол свалишь. И делать нечего в бухгалтерии — там разговоры не ведутся. Бухгалтерам посторонние люди неинтересны.

Старик постоял в сумраке, присматриваясь к ручкам дверей, в коридоре окон нет, только одно, в дальнем конце, светило в глаза, и его скользящий свет выявлял металлические ручки. Старик попробовал все двери — не открылись (рабочий день в правлении закончился). Сидел в своем кабинете председатель и что-то писал.

— Присаживайтесь, отец, — сказал он. — Я сейчас.

Старик этого молодого председателя и не знал. Присланный из города.

В кабинете стулья вдоль стен. На столе телефон с растягивающимся, как пружина, шнуром.

— Ко мне, отец? Ну давай, говори.

— В контору пришел. Посидеть…

— В конторе разве сидят? В конторе работают.

Председатель улыбнулся, сильно надавил руками на прикрытые глаза, подержал глаза долго, потом встряхнул голову и спросил:

— Наверно, поужинал уже? Как думаешь, хорошая нынче весна будет, нет? — Но это он уже не спрашивал, а как бы про себя думал. — Семен из района вернулся?

Значит, старика новый председатель знал.

— Ну давай, отец. По домам. Закрывать будем.

Колхозная контора теперь другой стала.

Старик замерз, и казалось, все тело его не согреется. И тепло печи было каким-то местным: ноги стыли в непроходящем ознобе.

В мигающем сумраке комнаты включен телевизор. Гудит темнота. В квадрате двери видна голова и плечи за спинкой стула. Старик узнал тракториста Лагутина.

— С кем наши сегодня играют? — спрашивает Лагутин.

— Со свердловчанами. — Семен сидит в глубине дивана.

Вскоре в их комнату врывается гул голосов. Он, как обвал, — то затихает, то нарастает. И долго гигантский пчелиный рой беспокоится где-то далеко и рядом, перебиваемый нервными криками и щелчками.

Клава у двери сбрасывает валенки, в шерстяных носках пробегает по полу в комнату детей, скидывает шаль, раздевается. Поверх байковых штанов на ней короткое платье широким абажуром. В комнату за Клавой ушел и запах силоса.

Клава заглянула к Семену, хотела что-то сказать, помешкала секунду — раздумала. Стала доставать с загнетки сухую растопку. Огонь в печке схватился быстро, и потянуло от плиты сухим теплом.

Клава стала чистить и резать на сковородку картошку, а сама все заглядывала в комнату с телевизором.

Когда матчевый рев болельщиков заглох, она вклинилась со своим разговором.

— Скоро нас по телевизору покажут. Сегодня весь день снимали. Человек семь приезжали. Две девчонки с ними. Ящики во дворе расставили, шнуры… Лампы наведут в глаза, после пять минут ничего не видишь. Даже голова разболелась… Один с аппаратом все меня снимал с Зорькой. — Клава улыбнулась своим воспоминаниям. — Снимет и… «Нет, не то». Снимет и… «Нет, не то…» Я говорю: «А вы Фроську. Она тоже четыре восемьсот надоила — и красивая». А он пристал: «А потом, потом что делаете? Повторите сначала… Доильный аппарат переносите? Подержите в руках эти патрончики. В таком ракурсе это блестяще! Это кадр!» Присел на цыпочки, подкрадывается к Зорьке. Ну, думаю, сейчас будет. Не успела подумать, а Зорька как хлестнет его хвостом по лицу, а у нее хвост вечно в жиже. Она, когда лежит, всегда его в лоток опускает на ленту. Смеху было. Председатель смеется: «Правильно, — говорит. — Теперь товарищи из телевидения узнали не только красоту, но и запах нашего труда. Ну, а коров наших не обессудьте». В среду будут показывать. Сень, капусты из погреба достанешь?

Клава идет к Семену, останавливается в темных дверях.

— Как мы там получились? На себя посмотреть хочется, со стороны — какая я, — говорит она. — Что там сегодня?

— Наши продули, — отзывается Семен, — Все!.. Теперь им десятка сильнейших не светит…

— А сейчас что?

— Балет на льду.

Клава срывается к печке, скидывает чашку со сковороды, руки обдает горячим паром, она отдергивает их кверху, трясет в воздухе.

Семен с Лагутиным слушают комментатора последних известий: «Коллектив завода «Сибсельмаш» в этом году взял обязательства увеличить количество запчастей для сельскохозяйственных машин. Став на предпраздничную вахту…»

— Слышал? — сказал Лагутин. — Садись на летучку, в район, и получай.

Семен молчит. Старик знает, что у Семена сейчас вытянулись в улыбке тоненькие губы и выступил подбородок.

— Получишь… Ты ни разу за запчастями не ездил? Там сейчас все по одному принципу — получаешь запчасти — ставь пол-литру. Попросил я крановщика отремонтированный мотор на тележку поднять, крановщик — ставь пол-литру. Я взорвался: «Ты здесь на окладе, так погрузишь». У него кран сразу сломался. И людей наших, и колхозный трактор весь день на базе продержал: ремонтировался. Ну, е… елки зеленые. Кладовщице — пол-литру. Здорово эта механика отработана, по всей цепи. Не разорвешь. А попытаешься — себе же хуже. Председатель спросит: «Достал?» — «Не достал…» — «Ну, какого… ты там околачивался целый день?» Что происходит?.. Присматриваюсь я к людям… Смотрю на человека, вижу, знаю — ты меня обошел, урвал за спиной. Откуда? Смотрю в его глаза, он знает, что я о нем думаю, а не покраснеет и усмехнется, потому что обошел, я не сумел, а он умеет. И никто ему морду не набьет, а уважат. Что уважают!..

Старик давно отключен от колхозных дел, и разговор сына с Лагутиным, и жизнь их кажутся ему непонятными.

— И что ты тому крановщику? Ничего не сделал? — Лагутин заинтересованно уставился на Семена.

— Сделал… А сейчас надо мной механики потешаются… «Чесноков! Может, и сегодня похорохоришься, а? И… нас пораньше тебя погрузят. А то ждать некогда». Ржут… Иногда — лучше промолчать…

Семен с досадой умолкает, Лагутин смотрит на него. Ждет.

— Знаешь, как у нас на правлении дела делаются? — спрашивает Семен. — Алке Демидовой колхозную стипендию назначили. Осенью еще. А перед этим мы с Пашкой Осинцевым разговорились (он тоже член правления). Осинцев возмущался: Алка ни одного дня в колхозе не проработала. И деревня ей до лампочки. Она институт-то для колхоза чужой выбрала. Стипендия назначается тем, кто в колхоз по специальности работать вернется. То мы не знаем. Что у нас, шоры на глазах?

На правлении председатель о стипендии доложил. О денежном фонде. Об обязанности. Алку расхваливал. Так это дело подал, такие доказательства выдвинул, что только один дурак его соображения не примет.

А у Осинцева сын восемь классов закончил, в техникум собирается, и Пашка на колхозную стипендию тоже рассчитывает, хочет с председателем наедине поговорить, да все никак не подкараулит.