Юрий Абдашев - Пятый Угол Квадрата

— Твоя работа? — хмуро спросил Румянцев.

— Так точно, товарищ генерал.

— Что же дальше думаешь делать? Стасик пожал плечами.

— Ума не приложу. Не жениться же на ней из-за этого.

Румянцев почувствовал, как у него на затылке начала пульсировать жилка. Так бывало всегда, когда генерал злился. Но на этот раз он сдержался и только спросил:

— А что же ей делать теперь? Как воспитывать ребенка без отца?

— Это была ошибка, товарищ генерал, — потупившись, ответил Стасик.

— Ошибка? — генерал свирепо рассмеялся. — Ошибка, которая приносит людям зло, уже не ошибка, а преступление.

— К сожалению, — разводя руками, ответил Никольский, — истина рождается в муках, в бесконечных поисках. Иногда есть смысл ошибиться, чтобы лучше понять самого себя.

— Так-так, — заинтересованно кивнул генерал.

— Некоторые математики, например, выдвигают даже особую теорию. Она называется теорией больших ошибок и относится к разделу математической логики, — четко, как рапорт, проговорил Стасик. Он замолчал и посмотрел на генерала, как бы желая убедиться, что ему это интересно.

— Ну-ну, продолжай, я слушаю, — кивнул Румянцев.

— Так вот, чтобы правильно изучить ход логических построений, эта теория предлагает основываться на заведомо ошибочных и даже бессмысленных данных. Она, например, рассматривает четырехугольные треугольники или пятиугольные квадраты. — Стасик замолчал и поскреб мизинцем переносицу. — Законы математики могут быть применимы и к жизни. В моей судьбе эта девушка, по-видимому, и оказалась этим пятым углом квадрата.

— Пошел вон! — раздельно проговорил Румянцев.

Стасик опешил.

— Извините, товарищ генерал. Я не подумал. Генерал шумно вздохнул.

— Если бы все математики были такими пошляками, как ты, — убежденно произнес он, — мы не только аналитической геометрии, но и таблицы умножения не знали бы. Одно утешение, что ты еще молод, и эта философская шелуха со временем вылетит из твоей головы. А если нет, худо тебе будет, так и знай. А с девчонкой надо решить по совести. Помни о своем звании.

Через пять месяцев Никольский демобилизовался и как-то очень незаметно уехал в Москву. О девушке из санроты он так ни разу и не вспомнил.

— Товарищ, рыбка-то ваша совсем остыла, — услышал Румянцев у себя за спиной голос официанта.

Старик тряхнул головой и недовольно пробурчал.

— Давайте счет.

Официант с подчеркнутой скрупулезностью подсчитал заказ и положил на стол отрывной талончик. Ужин стоил девяносто три копейки. Получив от Румянцева трехрублевую бумажку, он быстро отсчитал сдачу — два рубля семь копеек.

Румянцев поднялся. Ни до рыбы, ни до чая он так и не притронулся. Пройти вот так, спокойно, мимо метрдотеля было почему-то трудно. Эх, дать бы ему сейчас по физиономии за все: за орденскую колодку, за девушку в кирзовых сапогах, за его пятый угол. Румянцев остановился возле Никольского и посмотрел ему прямо в глаза. Тот удивленно приподнял тонкие брови и чуть отступил назад. Генерал заметил, что на висках его бывшего адъютанта тонкой паутинкой поблескивает седина. Румянцев вытянул помятый рубль, свернул его вчетверо и, вложив в карман метрдотеля, прихлопнул ладонью. Никольский снисходительно улыбнулся й слегка наклонил голову.

— Вот так, — сказал генерал. — Живи, не кашляй.

При звуках его голоса глаза метрдотеля заметно округлились, и в черных зрачках мелькнуло что-то похожее на растерянность. Он зябко передернул плечами. Ему хотелось лучше рассмотреть загадочного старика, удостовериться в чем-то, но Румянцев уже шел, не оборачиваясь. Он слушал, как в такт его шагам сердце устало качает вязкую кровь. Генерал остановился, ухватившись за дверной косяк, и несколько раз глубоко вдохнул сырую прохладу улицы. Стало немного легче.

Рядом хлопнула тяжелая дверь, и его снова обдало волной теплого воздуха, насыщенного запахами ресторанной кухни.

— Вы что-то сказали? — послышался в полумраке знакомый голос.

— Снимите вот это, — сказал Румянцев и дотронулся пальцем до орденской колодки. — Вам это ни к чему.

— Серьезно? Вы так находите? — развязно усмехнулся метрдотель и, вызывающе сунув руки в карманы брюк, оперся спиной о стенку. — А вы случайно не министр обороны, который приклеил себе бороду и разгуливает инкогнито по Москве.

Кровь ударила Румянцеву в голову. Он почувствовал, как у него задрожали руки и заныло в затылке. Генерал понял: сдержать ярость не удастся. Слишком велик у нее напор.

— Лейтенант Никольский! — захрипел он и сжал кулаки. — Как вы стоите?

И Никольский побледнел. Он стал белее своей накрахмаленной манишки. То ли он испугался, то ли в нем сработал старый военный рефлекс, но он мгновенно вытянулся в струнку. Он стоял неестественно прямой, как стоят на сцене во время гипнотического сеанса, и сразу стал похожим на того Стасика Никольского, каким был много лет назад.

— Я же сказал вам — снимите! — повторил Румянцев.

Не меняя позы, Никольский непослушными руками отстегнул колодочку и вертел ее в пальцах, не зная, что делать с ней дальше.

— Положите в карман, — тоном приказа сказал Румянцев. — Да не в этот, в другой. Там у вас чаевые. — И генерал брезгливо отвернулся.

Подойдя к краю тротуара, он увидел зеленый глазок такси. Машина приближалась, шелестя шинами по лужам, в которых плескался неоновый свет. Казалось, мостовая истекала кровью. Румянцев поднял руку. Серая «волга» остановилась, и таксист услужливо распахнул дверцу. Генерал, кряхтя, уселся рядом с шофером — курносым пареньком в лихо примятой форменной фуражке и назвал свой адрес.

Свернув с яркой освещенной магистрали, машина попала в лабиринт более темных улиц и переулков. Шофер резал район напрямую. Он лихо гнал машину, только один раз остановившись у красного светофора.

Из освещенной проходной завода через улицу текла толпа людей. Под одним зонтом, толкаясь и шутливо переругиваясь, пытались идти по три, а то и по четыре человека. Сыпались шутки, дробно звенел девичий смех. Видимо, вторая смена только что кончила работу.

Сзади подпирали машины, курносый шофер нетерпеливо покачивал рычажок переключения скоростей, но людской поток все валил и валил из заводских ворот, и казалось не будет ему конца.

Генерал улыбнулся про себя. Несколько часов простояли у станков и хоть бы что! Какая-то девушка в прозрачном дождевике, проходя мимо машины, заглянула в окно и, дурачась, помахала Румянцеву рукой. На ее ресницах дрожали капельки воды, а белозубый рот смеялся откровенно и весело. Генерал улыбнулся ей и почувствовал, как начинает оттаивать сковывавший сердце ледок.

Когда схлынул поток рабочих, регулировщик пропустил машины, и такси Румянцева, как застоявшийся конь, снова прыгнуло в сырую ночную мглу. Подкатив к подъезду румянцевского дома, серая «волга» остановилась. Старик взглянул на тускло освещенный счетчик. Накрутило пятьдесят четыре копейки. Генерал достал последний оставшийся в кармане рубль и, уже открывая дверцу, положил его водителю на колени. Руки его все еще дрожали.