Людмила Уварова - Лики времени

Ольга Казарцева считала: жизнь предоставляла ей несколько раз звездные часы, но почему-то так получилось, что она пропустила их все.

— Я невезучая, — говорила она. — Не везет, и все тут, ничего не поделаешь…

Однако как бы противореча словам, исполненным печальной безнадежности, голубые глаза ее светились в улыбке, становясь прозрачными, даже зимой абрикосово-загорелые щеки нежно розовели, крупные белые зубы блестели между румяных губ, а тяжелый выдвинутый вперед подбородок казался еще более массивным. Глядя на нее, невольно думалось: «Э, нет, голубушка, полно врать-то, ты-то отродясь не упустишь свой звездный час, даже минуту — и ту ухватишь хотя бы за кончик…»

В жизни ее, как она считала, все было ординарно и до ужаса обыденно. Мать, учительница, настояла на том, чтобы она пошла в технический вуз; быть технарем ей решительно не хотелось, лучше бы, скажем, в театральное училище или в институт иностранных языков, но не стала спорить с матерью, выдержала экзамены в МВТУ, постепенно втянулась, даже стала интересоваться учебой, даже сумела неплохо окончить его и сразу же устроилась на работу в научно-исследовательский институт. Там почти все сотрудники были сплошь пожилые, молодежи раз-два, и обчелся, единственное преимущество: институт находился сравнительно недалеко от дома. Не надо было тратить время на дорогу, можно дойти до института буквально минут за пятнадцать. Ну за двадцать, если не очень-то спешить.

На второй год работы она вышла замуж за младшего научного сотрудника Гришу Перчика, толстенького, круглолицего, в осыпи веснушек, впрочем, которые не портили его, многие считали, они ему идут. Если всмотреться в коричневые Гришины глаза, можно было разглядеть расположившиеся по кругу зрачка крохотные рыжеватые крапинки, казалось, веснушки, щедро обсыпавшие его щеки, неожиданно хлынули прямехонько в глаза. Когда он сердился, глаза его светлели, становились совершенно рыжими, должно быть, из-за этих самых крапинок-веснушек. Но Гриша, надо отдать ему должное, сердился далеко не часто, характера был на редкость покладистого.

Однако Ольга всегда мечтала совсем о другой жизни, о большом достатке, когда не надо считать деньги, учитывая каждую копейку, когда не придется выбирать, что купить в первую очередь — весенний плащ или теплые сапоги для будущей зимы, сделать косметический ремонт в комнате или поехать на две недели к морю отдохнуть…

Однажды ее пригласила в Дом кино подруга, одна из тех невзрачных, малозаметных пташек, которые всегда клеются к более привлекательным и красивым.

Выходя с Ольгой после просмотра фильма из зала, подруга указала Ольге на представительного, что называется, породистого мужчину, одетого в твидовый пиджак с модными разрезами по бокам и бархатные брюки.

— Это Всеволожский, знаешь, известный литературовед?

— Вроде слышала, — равнодушно сказала Ольга.

— Слышала! — возмутилась подруга. — Как можно о нем не слышать? Он по-настоящему знаменитый, я вчера его по телевизору видела, он так интересно говорил, я просто заслушалась…

— Вот как, — Ольга усмехнулась. — Как его зовут, этого старикана?

— Вадим Витальевич, только какой же он старикан?

— А то нет? — возразила Ольга.

Они вышли из Дома кино. Одна за другой от подъезда отъезжали машины.

«А мы сейчас поплетемся пешком», — грустно подумала Ольга. Возле машины коричневого цвета стоял Всеволожский, беседуя с каким-то маленьким, хилым на вид человечком, усиленно доказывавшим ему что-то.

Всеволожский рассеянно слушал, то и дело оглядываясь по сторонам, — очевидно, кого-то ждал. Внезапная мысль мелькнула в Ольгиной голове. Быстро обернулась к подруге.

— Вот что, — заговорила, глотая слова. — Я еще побуду здесь, у меня одно дело, надо его провернуть, я совсем позабыла, в общем, иди, я сейчас…

Подруга удивленно воззрилась на нее, но возражать не стала, послушно побрела к метро, а Ольга решительно приблизилась к Всеволожскому.

— Простите, — сказала тихо, — Вадим Витальевич, у меня к вам один вопрос…

Всеволожский лениво взглянул на нее.

— Я из «Вечерней Москвы», — продолжала Ольга, мысленно дивясь своей сообразительности. — Дело в том, что в редакции мне поручили интервью с вами…

— Со мной? — смеющимся голосом спросил Всеволожский. — Право же, эти вечеркисты сами не ведают, чего творят. Что такого интересного узрели они во мне? Пишу литературоведческие статьи, исследую творчество Гавриила Романовича Державина, Хераскова, Сумарокова, Карамзина…

Он, видимо, хотел еще что-то добавить, но тут к нему подошла невысокая, узкоплечая женщина в замшевом пальто с огромным енотовым воротником.

«Мне бы такое пальто!» — завистливо подумала Ольга, невольно вздохнула, ее легкое, порядком поношенное пальтишко выглядело явно не по сезону…

— Дима, я замерзла, — капризно проговорила дама, пряча нос в енотовый воротник.

— В таком случае прошу садиться, — Всеволожский галантно раскрыл перед нею дверцу машины. — Позвоните мне на днях, — бросил через плечо своему собеседнику. Дама села на заднее сиденье машины, Всеволожский захлопнул дверцу, потом сам сел в машину, положил руки на баранку.

— Между прочим, то же самое относится и к вам, — он улыбнулся, блеснув ровнехонькими зубами. — Звоните…

Ольга хотела было сказать, что не знает номер телефона, но машина фыркнула, рванулась вперед и поехала по мостовой, к светофору.

«Ладно, — решила Ольга. — Номер узнать — не проблема, на то существует справочное бюро».

Всеволожский, несмотря на свои годы, ему было под пятьдесят, выглядел превосходно, барственная, неторопливая стать не старила, а напротив, молодила его, щеки гладкие, холеные. Он тщательно следил за собой, хорошо одевался и знал, что нравится женщинам.

В течение многих лет у него, все знали, был роман с актрисой одного московского театра; актриса была не из великих, но обладала многими милыми сердцу Всеволожского качествами.

Прежде всего была хороша собой, причем красота ее во вкусе Всеволожского, хрупкая, несколько изысканная, правда, иные злые языки утверждали, что она очень походит на птичку колибри, тем более что любила одеваться непременно во что-нибудь яркое, «визганчивое», как говорил Всеволожский, ему же были по душе ее пестрые, вызывающих расцветок и фасонов платья.

Кроме того, она отличалась чистоплотностью, что так же нравилось Всеволожскому, придирчивому, как все старые холостяки, была неплохой хозяйкой, приходя к нему, готовила различные, по его заказу, густо наперченные, крепко посоленные шашлыки, бастурму, рагу и отбивные.