Альберт Мифтахутдинов - Спроси заклинателей духов

(Были мы на том месте. Поселения нет. Замшелые бревна от разрушенных временем домов. Кладбище. Трава высокая на жирной земле. Почему-то всегда на том месте, где когда-то было жилье, растет высокая, в рост человека, густая трава, какой нигде вокруг в другом месте не увидишь.)

Тропы в тайгу нам, конечно, не нужны, у нас одна дорога, своя — Река.

— На Реке хорошо смотреть надо, где и что… не суетись, вода ведь тоже помощник, она подскажет, ее понимать надо… Главное — олимпийское спокойствие. И не торопись, не торопись, вода вынесет. Тише едешь — зато приедешь, не потеряешься…

Дед Габарит любит Реку и скучает по ней. Приехал он в Магадан из-за старухи, а сейчас живет один, и мы не спрашиваем его почему. И не спрашиваем, почему он на Реку не может вернуться… ни к чему это. Если б мог — вернулся б, чего уж тут неясного…

Володе, который был на пороге важных событий в личной жизни, дед советовал:

— Главное, не держись за одну, не то скука и тоска сведут тебя в могилу.

И, глядя на грустного Володю, вздыхал:

— А я вот в тоске много ем… характер такой.

Наутро Габарит выступал с новым кредо:

— Главное, не шатайся от одной к другой… не ищи, где теплее.

Чувствовалось, что этот вопрос дед для себя окончательно не решил, и мы так и не узнали, при чем тут старуха, и почему он уехал из Омолона, и каким образом Володе следовать его противоречивым советам.

Зато нам пригодилось его меткое ружье, и его секреты ловли рыбы, и разные способы обосновываться на земле и на воде капитально. И, вспоминая помощь его и его бескорыстие, мы думали о строчках Олега Куваева, о том, что «…в дальних поселках живут неприметные люди с тихим светом в душе. Этот свет неярок и становится заметен тогда, когда смотришь на него сквозь линзу доброжелательности и ум твой не отягощен суетой. Такие люди есть, конечно, и в больших городах. Но в городах они теряются в многолюдстве».

— Надо бы помирить Габарита с Мерилом, — сказал Володя.

Любое хорошее предприятие сопровождает тысячи «если». «Если то…», «если это…», да еще «если…». И вообще, все было бы хорошо, «если бы» не было плохо… У нас разных «если» накопилось столь много, что с вылетом на Омолон мы задержались на десять дней. Это подстегивало на определенное сжатие сроков в работе непосредственно на Реке. Но до Реки мы еще не добрались.

Наконец, когда раздалось командирское: «Уйдите с хвоста! Я вам русским языком говорю! Вы что, из ИЛ-14 хотите ЛИ-2 сделать?!» — мы поняли, что находимся в самолете и сейчас полетим, и вся предэкспедиционная нервотрепка позади, и мы ничего не забыли, и снабжены и экипированы — лучше некуда. Была бы погода…

Погода была.

Через несколько часов мы приземлились на пустынной площадке сельского аэродрома, а к вечеру порт был закрыт на несколько дней из-за окрестных лесных пожаров — дымом затянуло полосу.

Планы наши распространялись не только на знаменитую Реку. Мы хотели спуститься с самых верховьев левого притока Омолона — Кедона (Кедон на всем 300-километровом протяжении безлюден, только звери и птицы — представьте, насколько это заманчиво!), а затем, дойдя до его впадения в Омолон, идти по Реке дальше, вниз.

Через час после нашего прилета в Омолон летчик-наблюдатель службы охраны лесов Алексей Петрович Поповченко (к нему у меня было два рекомендательных письма) предложил на вертолете осмотреть трассу нашего будущего маршрута по Кедону. Сам он только что прилетел с севера своего обширного района, очень устал, но Кедон внушал ему опасения, о которых я еще не подозревал.

Володя и Сергей занялись подготовкой к завтрашнему десанту на Кедон, а я вылетел с Алексеем Петровичем на разведку.

Мы летели больше трех часов.

Место нашей планируемой высадки было все в огне и дыму. Среднее течение относительно чистое, но Алексей Петрович поднялся к пилотам, и вертолет пошел над рекой к самому устью. Нижнее течение Кедона представляло столь же печальную картину, как и верховья.

Алексей Петрович вышел из кабины в салон, показал на иллюминатор:

— Смотри!

Я увидел широкий фронт огня, медленно съедающий холмистую неровность лесотундры так же, как огонь съедает бумагу, если ее не поджигать, а бросить на бумагу уголь или поставить на ней сигарету.

Пожар был низовым: он подбирался к речным зарослям ольхи и лиственничным лесам. Узенькая извилистая полоска воды выглядела струей из чайника, поливающей горящий дом.

— Вон туда смотри, — показал Алексей Петрович, — лось, видишь?.. А вот там олень, а тут… — вертолет шел насколько возможно низко, — волк.

Животные стояли в воде, недалеко друг от друга. Беда объединяла зверей.

Вертолет поднялся выше и взял курс на Омолон.

Алексей Петрович сидел молча, он был устал и отрешен. Я его понимал. Мы только что говорили о его возможностях. Но что он мог один, без людей и без техники? Как он мог помочь зверям и лесу в такой дали от поселка?

Перед посадкой в Омолоне он без всякой связи с предыдущим сказал:

— А орел сидит у гнезда и бросается в огонь, но не покидает птенцов и орлиху.

Дым заволакивает и поселок.

— Мы не выбросим вас на Кедоне, — как бы извиняясь, сказал Поповченко, — видишь, как получается. Негде.

— Видел…

…Поздно ночью Алексей Петрович навестил нас и за долгим чаем и вяленым хариусом почти до утра мы обсуждали перспективы и реальные возможности изменения плана.

Решено было спускаться по Омолону прямо отсюда, с поселковой протоки, как это делали Олег и Виктор Болдырев. К сожалению, пройти больше, чем каждому из них в свое время, нам было не суждено.

Поэтому нас трое. Мне думается, это почти идеальный вариант для путешествий подобного рода. Вдвоем, согласитесь, скучновато, а вчетвером — многовато. При нашем неистребимом влечении ко всякого рода обильной говорильне вчетвером не будет никакой дисциплины, и при этом пострадает дело. А дело страдать не должно ни при каких обстоятельствах.

Неудача с Кедоном нас не обескуражила, в пути надо быть готовым ко всему.

Одному в тайге и тундре быть нежелательно, и Олег Куваев об этом знал прекрасно, поскольку сам работал начальником геологической партии и понимал технику безопасности. На Омолоне он оказался один, потому что Виктор Болдырев был в Якутии и не смог составить компанию, хотя и хотел, зато дал Олегу несколько практических советов. Я же в это время по просьбе Олега искал надувную польскую байдарку типа «Саламандра» и находился в Москве, а когда прилетел в Магадан (не найдя байдары), было поздно, и мне предложили менять место работы на самый крайний восток Чукотки, что совпадало с моими тайными желаниями, и я мог пожертвовать в то время Омолоном.