Владимир Муссалитин - Восемнадцатый скорый

Мать поставила перед ней тарелку щей, придвинула хлеб. Антонина видела, что мать чем-то взволнована.

— Гость-то надолго? — спросила Антонина.

— Да и не знаю, — растерянно ответила мать, — он знаешь что удумал? Да ты ешь, ешь. Сосватать тебя решил.

Антонина поперхнулась:

— Вот потеха. Что-это, царское время?

— Я им то же самое сказала, — заслышав легкий шорох за перегородкой, зашептала мать. — Это ж дело не шутейное. Пусть он себе хоть трижды инженер, но если такой, как наш, забулдыга, то он и даром не нужен! А нашего как муха укусила, мол, увидишь, понравится. Придет Антонина — и решим. И уж чуть не за помолвку выпили. И ведь не выгонишь! Неудобно все же, гость, как-никак. Может, он и вправду неплохой человек. Кто знает, глядишь, и судьба.

Мать вопросительно посмотрела на нее.

— Я вижу, они зря время не теряли, — усмехнулась Антонина. — И тебя подготовили.

— Тоже скажешь, — губы матери обидно вздрогнули, — что я, себе враг? Растила, растила, да за первого встречного!

За перегородкой раздался сиплый кашель отчима, и через минуту появился сам с помятым со сна лицом.

— Я так и знал, что пришла, — сказал он, обращаясь к гостю, который, видимо, тоже встал, но не решался выйти.

— Константин Сергеевич, — окликнул его отчим, — хочу вас познакомить с дочерью.

Антонине странно было слышать это слово. Прежде отчим ее так не называл.

— Охотно, — ответил тот, вырастая за спиной Ивана Алексеевича.

Гость оказался рослым, на голову выше отчима, черноглазым мужчиной лет тридцати. Серый в клетку модный пиджак едва доходил до запястья его длинных, крупных рук, которые выдавали в нем человека, знакомого с тяжелой работой. Он, видимо, и сам испытывал неловкость за свои руки, не зная куда их деть. И эта его стеснительность тронула Антонину. Жених был не так уж и плох собой.

— Константин, — представился он, отвешивая на старинный манер легкий поклон Антонине.

«Какие интересы могли свести их?» — подумала она об отчиме и его новом знакомом.

— Ну ты, надеюсь, никуда не торопишься? — спросил с подчеркнутым уважением отчим. — Может, покажешь Константину Сергеевичу город.

— К сожалению, не удастся, — ответила Антонина.

— Отчего так? — осторожно спросил отчим, боясь подвоха.

— Мне сегодня в поездку.

Мать, для которой это в свою очередь тоже было новостью, вздохнула.

— Но мне же писали, что у тебя другая работа, что ты вроде теперь по комсомольской линии? — усомнился отчим.

— То было временно, — пояснила Антонина.

— Так мне надо тебе еще собрать, — забеспокоилась мать: — Что же ты мне раньше-то не сказала?

— Да я сама только утром узнала.

— И никто тебя не может подменить? — спросил отчим.

Обычно Иван Алексеевич равнодушно относился ко всем ее отлучкам, скорее даже испытывал удовлетворение от того, что ее нет дома, что никто не помешает ему при случае покуражиться, а тут такое внимание.

Сборы Антонины были, как правило, недолги. Отчим топтался за спиной.

— Так мы хоть тогда с Константином Сергеевичем проводим тебя, — сказал отчим.

Константин согласно кивнул.

— Если бы мне не на работу, с удовольствием с вами поехал. Вы ведь до Москвы ездите. А я там, признаться, ни разу еще не был.

— Так мы проводим тебя, — повторял отчим. И хотя Антонина была против, все же отчим, Константин Сергеевич, а с ними и мать, пришли к ее вагону.

— Смотри-ка, делегация, — засмеялась Женька, пребывавшая с утра, с той минуты, как узнала, что Антонина вернулась в бригаду, в хорошем настроении. — Да и какие все серьезные, важные. Ни дать ни взять — дипломаты провожают. А это кто ж такой? — поинтересовалась она, завидев Константина Сергеевича.

— Родственник отчима, — сказала Антонина, чтобы не разжигать дальнейшего любопытства напарницы.

Женька подозрительно посмотрела на Антонину, но, видя ее равнодушие к высокому молодому мужчине в сером плаще, стоящему по-родственному между родителями Антонины, видя, как та спокойно попрощалась с ним, поверила. Да у Женьки вроде и не было оснований сомневаться в правдивости слов напарницы. Объявись у нее какой-либо поклонник, она бы уж давно знала.

Поезд тронулся, началась привычная беготня по вагону. Но нынешние их хлопоты ни в какую не шли с зимними, когда приходилось караулить трубы под титаном, чтобы те не прихватило. Примерзнут — беда. Тогда только успевай выбирать воду. Летом тоже Нервотрепки хватает, особенно в разгар летних отпусков, каникул, когда народ валом валит, когда, кажется, все, от пионеров до пенсионеров, лишь бы не сидеть дома, трогаются в дорогу. Тут тоже мороки изрядно. Особенно с «двойниками». Сейчас была относительно спокойная пора, хотя ни одно место в вагоне не пустовало, их направление всегда отличалось напряженностью. Но большинство пассажиров ехало до конечного пункта. Это тоже в какой-то мере облегчало их работу, в нынешней поездке. С тем же постельным бельем меньше возни. И потом, когда пассажиры постоянны, в вагоне больше порядка, чистоты. И еще, как успела заметить Антонина, когда людям приходится вместе делить долгую дорогу, они становятся как бы уступчивей, терпимей друг к другу. И им, проводникам, это тоже с руки.

Собирая билеты, она по давней своей привычке, с прежним любопытством приглядывалась к пассажирам. В большинстве своем это были командированные. Сдержанные, озабоченные своими делами люди. Они, как думалось ей, и поезд-то предпочли другому, более быстроходному виду транспорта, чтобы не спеша обдумать в дороге те серьезные вопросы, с которыми ехали в свои высокие столичные ведомства. Едва успели расположиться, как тут же зашуршали деловыми бумагами, изредка равнодушно поглядывая на привычный пейзаж за вагонным окном, чтобы затем вновь с еще большей сосредоточенностью погрузиться в свои бумаги. Это была знакомая категория неприхотливых, нетребовательных людей, приветливо, как к старой знакомой, обращающихся к ней, и действительно, кое с кем она уже встречалась.

Она собрала билеты, раздала белье, заполнила бланк учета населенности вагона формы ЛУ-72. В титане грелся чай. Все шло своим чередом, без каких-либо накладок, и это радовало Антонину, как радовала ее всякая новая поездка, А сейчас, после долгого перерыва в работе, все воспринималось ею по-иному, с новой остротой. Она с радостным удивлением отметила те перемены, что произошли на дороге за ее отлучку.

Ее веселила свежая зелень листвы и травы, крыши и стены обновленных по весне пристанционных построек.

— Не узнаешь родные места? — смеясь, спросила Женька, видя, как жадно вглядывается она за окно. — Ну смотри, смотри, а я чай понесу.

Антонина взглянула на часы, взяла бланк учета населенности вагона и пошла к бригадиру.