Николай Иванов - Разговор с незнакомкой

Его втолкнули в залитое ярким светом помещение. Это он почувствовал даже через повязку, слегка сбившуюся у угла правого глаза. Повязку сдернули. За широким столом сидели несколько офицеров. В стороне, возле ящиков полевых телефонов суетились связисты. Все были в белых маскхалатах.

У торца стола сидел полный седовласый полковник. Его погон не было видно, но Андрей легко определил его титул — к нему обращались по званию.

Полковник встретил Андрея долгим изучающим взглядом.

— Ну… с чем пожаловали? — наконец спросил он высоким, хорошо поставленным голосом.

Кажется, именно это и подействовало на Андрея отрезвляюще. Уверенно он подошел к столу и протянул полковнику пакет. Тот взял его, как берут несвежий носовой платок, за уголок двумя пальцами и, увидев, что надпись на конверте сделана по-венгерски, брезгливо отбросил в сторону.

— Сообщите содержание письма, — приказал он, снимая с переносицы пенсне в тонкой золоченой оправе.

— В нем обращение генерала Штомма к венграм и немцам, окруженным здесь, полковник. Генерал призывает капитулировать. Советское командование уполномочило меня передать вам, что русские не хотят напрасного кровопролития. Всем, сдавшимся добровольно, будет сохранена жизнь, обеспечена медицинская помощь и питание… — Андрей посмотрел на часы. — В вашем распоряжении около трех часов, в двенадцать ноль-ноль заговорят наши «катюши».

— Генуг! — резко остановил Андрея полковник, поднимаясь из-за стола. — Соедините с генералом! — бросил он, подойдя к связистам, и через считанные секунды уже говорил в трубку:

— Экселенц! Тут приехал русский с пакетом от этой венгерской собаки, сдавшейся со штабом в плен. Какие будут распоряжения?

И здесь уже наступило безразличие. «Только бы скорее. Как противны этот свет, бьющий прямо в глаза, эти грязные маскхалаты уставившихся на него с наглой улыбкой гитлеровцев и этот голос, монотонно повторяющий: «Яволь, яволь…» И вдруг фраза: «А что делать с этим русским?»

Андрей взглянул на полковника. «Ну, вот, наконец…»

Полковник опустил трубку и медленно, будто бы нехотя вернулся на свое место. Затем, достав из футляра миниатюрную пилку, стал тщательно обрабатывать ногти, словно забыв обо всем, в том числе и об Андрее.

Потекли томительные минуты. Наконец маникюрный реквизит был водворен на место, и полковник взглянул на Андрея.

— Немцы никогда не капитулируют! — с пафосом произнес он.

И тут Андрей с облегчением, почти с наслаждением даже почувствовал второе дыхание. Как на лыжне, когда пройдена большая часть пути, как на экзамене, когда билет уже вытянут.

— А под Сталинградом? — спросил он, глядя прямо в глаза полковника.

— Что-о?! — взревел тот, медленно багровея. — Мне ничего об этом не известно!

«Кому-нибудь еще скажи… Неизвестно! А Паулюс уже две недели как сдался. А впрочем… кто вас знает. Что вам известно…»

В комнату вошел майор с повязкой на рукаве. Полковник жестом остановил его доклад и распахнул перед ним и вошедшими вслед за ним офицерами в форме немецких танковых войск узкую боковую дверь.

Проходя мимо Андрея, полковник покосился на него, однако ничего не сказал.

Затекли ноги. Андрей отступил назад и опустился на широкую скамью, обтянутую серым сукном. Трое сидящих за столом офицеров насторожились. Андрей прислонился затылком к стене и прикрыл глаза… Он слышал свист ветра, скрежет полозьев по насту, дальний перезвон колокольчика. Послушная память, рассеивая дымку, приоткрывала перед ним одно видение за другим. Огненный закат над уснувшим озером и ветреное пасмурное утро. Примороженная мозаика стеклянной веранды, снежины на тугих косах и бездонная глубина карих девичьих глаз.

«Валентина! Имя твое звучало всегда как птичий пересвист в весеннем лесу. Ти-ти-ти-и-на! Ти-и-на! Да святится имя твое! Я счастлив, что думаю сейчас именно о тебе, оставшейся за неприступными заставами города Ленина и Петра. О тебе и о нашей Победе, теперь уже очень близкой».

Андрей посмотрел на часы. Пошел одиннадцатый час — третий час из четырех, отпущенных ему на визит сюда.

— Я прошу напомнить полковнику обо мне! — потребовал он, поднимаясь со скамьи. — Время ограничено.

Офицеры, перебирающие на столе бумаги с крупным, видимым издали готическим грифом, посмотрели на него, как на пустое место.

— Не шевелиться, — вяло и нехотя бросил один из них.

Андрей снова сел. И тут будто горячим куском металла обожгло его сквозь толстую штанину. «Вальтер»! Как он мог позабыть о нем! Мысль работала лихорадочно, судорожно.

«А ведь можно сейчас прикончить эту троицу. И довольно спокойно, а заодно и двух связистов… Впрочем, что могут значить эти пять пешек? Подождем еще. Хотя… осталось всего немногим больше часа. От этой берлоги до переднего края — полчаса ходу, да на кутерьму уйдет время… и ехать полчаса. Но все это — в лучшем случае. А в худшем…»

Андрей резко поднялся, шагнул к двери. Один из офицеров выбежал из-за стола, преграждая ему путь. Но в этот момент, едва не задев его по плечу, резко распахнулась дверь.

Полковник прошел через комнату, направляясь к рации.

— Я прошу вас дать мне письменный ответ, господин полковник!

Полковник обернулся, посмотрел на Андрея, словно удивляясь, что он еще здесь, и, покачав головой, коротко приказал офицерам увести его.

И снова гулкий цемент, ступени. Ледяной ветер во дворе, ударивший в лицо. Стали завязывать глаза, но Андрей успел увидеть повозки, несколько разбитых машин с опознавательными знаками «чайка» и «дубовый лист». «Триста сороковая и шестьдесят восьмая пехотные дивизии, — отметил он про себя. — Опять повязка… А повязку-то на глаза приговоренному не наденут — им не до китайских церемоний!»

По рытвинам и колдобинам под ногами, по повороту направо он догадался, что ведут назад, к железнодорожной будке. В который раз уже он мысленно проделывал путь правой руки до глубины кармана. «Карман-то, как на грех, длинный, как мотня, — до колена. И все же можно успеть, только бы не стреляли в спину… Сколько же еще прошло времени?..»

— Ви шпэт ист эс? — негромко спросил он у сопровождающих.

Ответа не последовало.

И только когда дошли до будки, когда сняли повязку, он увидел, что было около двенадцати. Пошли последние минуты последнего часа.

Наконец привели Закирова и Кошелева, сняли с них повязки.

«Сдрейфили, видать, ребята, побледнели. Здесь побледнеешь…»

Закиров начал подтягивать постромки, поправлять упряжь.

— Шнель, шнель! — горланил от будки рыжий фельдфебель, угрожающе помахивая автоматом.

«Да, по живой-то мишени интереснее», — подумал Андрей, опускаясь в розвальни. Он сел, стараясь находиться хотя бы вполоборота к немцам. Едва окинув еще раз взглядом этот небольшой участок переднего края, он услышал вой снарядов.