Николай Стариков - Донольцы. Повесть о первых людях каменного века на Дону

— Данц, — ответила она без заминки, виновато глянула на Бора и в замешательстве опустила глаза.

— Улка сказала свое слово, пущай будет так. Вокруг полу-зверей полным полно, биться с ними придется совместно, не до злобных нападок друг на друга. В жены, Бор, мы отдадим тебе дочь нашу любимую, Ниа.

Ошеломленный сын Уольца в душевном смятении стоял с опущенными руками, тупо глядел себе под ноги. К отцу неспешно приблизилась Ниа с покрасневшим от смущения лицом. Своими большими глазами она робко посмотрела на парня, машинально перебирая пальцами кончики длинной косы. Бор улыбнулся в ответ. Было видно, юная дочь Нольца ему понравилась.

— Пусть придет отец, — положил вождь руки на плечи белокурого юноши, — мы все уладим.

В радость дело, если оно по душе. Уже через несколько дней вождь племени уольцев с охотниками пришли в гости к донольцам. Немногое, о чем успели поговорить Нольц и Уольц. Они с удовлетворением отметили, что их задумка с переселением удалась, погоревали о погибших на тяжком пути, порадовались тому, что было уже сделано на новом месте. Зимний день короток, надо было спешить, но вожди решили главный вопрос. Ниа уходила с Бором, Улка оставалась в племени донольцев с Данцем. Руководители племен договорились, кроме того, бить полузверей, если они нападают. В других случаях гнать их в дикую степь вслед за стадами животных и туда, откуда летели птицы перед наступлением холодов, да так, чтобы у врагов отпала охота возвращаться.

Хозяин напоследок угостил перебродившим медом Уольца, его сына, своих детей, отца Улки. Уходить от друзей не хотелось, но надо было торопиться, успеть дойти до своего становища в светлое время. На горизонте за долиной появилась сизая туча. Данц и Бор на прощание обменялись рукопожатием. Сын Уольца задержал руку брата своей невесты, слабо улыбнулся, резко повернулся и поспешил догнать соплеменников.

До вечера в долине ни ветерка. Тишина. Перестали каркать шумные вороны. Багряное холодное солнце на закате погрузилось в непроницаемое облако. Донольцы допоздна возбужденно обсуждали события дня, не спалось, каждому хотелось поделиться впечатлениями обо всем, что довелось услышать и увидеть. Едва начали затихать голоса людей, послышались тревожащие душу звуки за стенами жилища. Налетел ветер, заколыхались пологи в отсеках, их пришлось привязывать к вбитым в землю костям животных. Там за входными проемами повалил снег, стаей волков на разные голоса завыла, загудела пурга, закружились в бешеном вихре снежные массы, которые лежали на земле и те, что летели с небес. Донольцы в страхе вслушивались в жуткую неведомую ранее «музыку» зимней непогоды.

Буран в степи — взбесившаяся стихия, разгул нечистой силы: разрушит, унесет, засыплет. Попытался Селон выйти утром из отсека, надо было идти к затону. Открыл в темноте наружный полог и уткнулся лицом в холодную стену. Недоуменно протянул вперед руку, она уперлась в снег. Не понимая, что к чему, он рассказал отцу о происшествии, вдвоем сделали попытку покинуть жилище, но вновь были вынуждены остановиться у беспросветного снежного завала. Нольц зажег лучину, открыл полог, впереди в белой массе отраженное пламя заискрилось множеством огненных кристаллов.

— Ну и ну! — в недоумении вымолвил вождь, — только этого нам не хватало.

Он уселся на пол, молча с тревогой смотрел на закупоренный выход из жилища. Не зная, что предпринять, послал внука предупредить соплеменников, чтобы не делали попыток выйти из жилища. Нольц ушел на свою лежанку, в задумчивости смотрел в потолок, потом отдал распоряжение загасить костры.

— Без них тепло в отсеках, запасы топлива небольшие, а варить или жарить нам нечего.

В саманной крепости воцарилась глухая тишина. Данц подошел к холодному очагу, посмотрел вверх в вытяжной канал, увидел дневной свет, позвал отца.

— Ребенок пролезть и посмотреть, что там наверху, сможет, — сказал он, — надо же что-то делать!

— Я пойду, — напросился Кол.

Мальчик встал на плечи отцу, но глаза его оказались лишь на уровне вершины снежного заноса жилища.

Селон поднял сына на вытянутых руках. Разведчик шагнул на крышу и сразу оказался по пояс в снегу.

— Тут ничего нет! — воскликнул мальчик, — ни реки, ни затона, ни наших пещер, ни саманной крепости, даже ворон. Кругом белым-бело, торчат лишь стволы деревьев да обрыв наш темный виднеется. Есть еще солнце, оно слепит глаза, но не греет.

— Ветер сильный?

— Тихо.

— Сынок, — крикнул Селон, — дам тебе лопатку носорога, надо откопать яму в снегу напротив нашего входного проема.

— Как я узнаю, где он находится? Я ничего не вижу, мне здесь даже боязно одному.

— Стань спиной к стене обрыва, иди от дымохода прямо, никуда не сворачивая. Когда крыши под ногами не станет, там и копай, снег отбрасывай подальше, чтобы тебя не завалило.

Не для детских рук такая работа, но как поступить по иному, ни отец, ни дед не знали. Вылезли на крышу другие мальчики и работа закипела. Благо, снег не успел слежаться, отрывка колодцев перед входными проемами особой сложности не представляла.

В группе Юха детей не было. С большим трудом на крышу подняли Ию. Она наотрез отказалась, чтобы ее поднимали мужчины, работу пришлось выполнять малосильным женщинам. Справились и не пожалели. Пленница оказалась проворнее мальчишек, раньше других открыла полог в свой отсек. Первым через отрытый в снегу колодец из жилища выбрался Юх. Утопая по грудь в снегу, он начал помогать мужчинам своей группы подняться на поверхность заноса. Лишь к вечеру донольцам удалось прорезать в снежной массе траншею вдоль жилища, она оказалась глубиной выше вытянутой вверх руки взрослого человека.

Люди утром не поверили словам Кола, будто пропала Белояра вместе с затоном. Теперь они с ужасом глядели на кипенно белый пейзаж, с горечью вспоминали извилистую речку с теплой водой и затон-кормилец. У охотников появлялись желания отыскать исчезнувшие под снегом рыбу, мясо и топливо. Но единственное, что они могли делать, горестно вздыхать от бессилия. За выходом из долины изредка слышалось завывание голодных волков, затем вновь наступала тишина. Женщины неспешно, молча уходили в холодные отсеки, забирались под шкуры на своих лежанках, укрывались с головой. Даже поговорить друг с другом, думать о еде и тепле не хотелось. Мужчины оставались на поверхности снежного заноса, глядели по сторонам, не зная, на что решиться.

Выход из, казалось бы, безвыходного положения, нашел внук вождя. Кол попросил разрешения у отца прорыть нору под снегом к яме, где хранились кости. Уплотняя меховыми рукавицами стенки углубления, мальчик начал медленно продвигаться вперед в окружении серой холодной мглы. На случай внезапного обвала отрытого хода Селой привязал к ноге сына прочный ремень, вслед за Колом начал расширять и уплотнять стенки норы.