Николай Стариков - Донольцы. Повесть о первых людях каменного века на Дону

В составе артистической группы имелись белочка во вращающемся барабане и собака-овчарка, так вот, животные тоже не отставали от людей, за борт лишь не перегибались. А мы с механиком-водителем с внутренней муторностью справились. Мутило, не без того. Наша привычка к тряскам, болтанкам, резким колебаниям и грубым ударам во время движения самоходно-артиллерийских установок, в полной мере проявилась в штормовой ситуации. Посмотришь вверх, несутся там, едва не задевая мачту, рваные облака, направо или налево лучше не смотреть, перегоняя друг друга, мчатся могучие волны, сам корабль — сплошь сумбурное колебательное движение. Нет точки в поле зрения, которая бы не двигалась. Палуба деревянная, глянул на хорошо подогнанные доски, а они шевелятся. Екнуло сердце: «Все, хана кораблю и нам всем». Положил ладонь на настил, перемещения досок не было. «Возможно, еще поживем!»

Вскоре справа встречным курсом показалась двухмачтовая шхуна со спущенными парусами и без заметных признаков жизни. Будто играючи, волны бросали ее из стороны в сторону, резко кантовали с борта на борт, казалось, мачты вот-вот коснутся пенистых гребней. Судно столь же быстро исчезло между серозелеными валами воды, как и появилось. На международном фарватере траверзом шел громадный многопалубный белого цвета лайнер. Рассмотреть флаг не удалось. Против него разбушевавшаяся стихия так себе. Идет будто против него волна, не волна и шторм не в тягость.

Неожиданно на командирской рубке ожил громкоговоритель. Сначала возник треск, перекрывающий звуки воя в снастях, затем послышались обрывки фраз диктора Левитана. Его сообщения чаще всего касались дел государственной значимости. И вдруг известный всему миру голос зазвучал среди громады волн. Но ветер столь сильный, что отдельные слова уносятся в пространство, до носа судна долетают лишь их обрывки, смысл которых не улавливается, а это всего-то не более пары десятков метров. Но тревога передается мокрым с серыми лицами путешественникам. «Что-то о Берии», говорили они друг другу. Был июнь пятьдесят третьего года, двенадцать часов дня двадцать шестого числа. Это сейчас о Берии далеко не все знают. В те времена его именем в Советском Союзе пугали людей.

Чтобы услышать, что все-таки произошло, решил добраться до рубки. Путь оказался нелегким, если учесть, что палуба сплошь покрыта распростертыми телами людей, их имуществом. С осторожностью, рывком от растяжки до растяжки, добрался до середины корабля, расслабился. Не успел ухватиться за следующую веревку, меня тут же бросило на палубу, на мягкое женское тело. Громкий визг потерпевшей заглушил все другие звуки штормового ветра. Дальнейший путь пришлось проделать на четвереньках, лавируя между артистами, раздосадованными моей неловкостью. Извинения не принимались. Наконец-то у рубки услышал повторное сообщение об аресте всесильного Лаврентия Павловича Берия, голос которого слышал по радио в день похорон Сталина. Тогда на полковом стадионе был выстроен наш пулеметно-артиллерийский полк в полном составе и мы в глубоком молчании ловили каждое его слово. Теперь он под арестом. Если бы не голос Левитана, которому со времен войны верили и взрослые, и дети, можно было бы подумать: провокация. В открытом море, когда вокруг лишь бесконечные волны чужого моря, а впереди только что прошел неизвестный корабль, говорить между собой по поводу сообщения пассажиры не решались. Мало ли что, пожимали они плечами.

Все что можно было отрыгнуть за борт из съеденного за завтраком, выброшено, об обеде никто даже не помышлял, имевшие свойство промокнуть вещи, промокли. С этим итогом путешественники с мрачным видом, но с большой радостью молча сходили по трапу на землю Порккала, хотя и не родную, но долгожданную. Говорят, моряки на берегу ходят вразвалку, пошатываясь, как бы форсят. Верить первому надо. Я по твердой каменистой почве Порккала-Удда шел и чувствовал себя неуверенно, ставил ноги шире обычного. А всего-то шли девять часов, вместо шести положенных при нормальной погоде. Капитан на выходе с трапа поздравлял каждого пассажира с благополучным возвращением на землю. Говорил, что волна была до девяти баллов, а ветер пытался порвать снасти со скоростью около двадцати пяти метров в секунду. К этому времени вновь приветливо светило солнце, в тихой бухте, будто извиняясь за причиненные невзгоды, невысокая волна мягко катилась вдоль борта ПМШ. Два дня потом вся природа шевелилась в моих глазах, не было аппетита и поташнивало. Уж не знаю, как потом выступали артисты, но вряд ли их танцы отличались задором.

В бытность юношескую мечтал стать моряком. Форма красивая. Весь мир можно посмотреть. Любимый мой дядя, Николай Михайлович, служил на Тихоокеанском флоте, китель мне подарил, который я носил с гордостью. Желания мои разгорались. Во время очередного отпуска он сказал, что не советует мне идти в военно-морское училище. «Моряком надо родиться, — были его слова, — нужно призвание, а из-за одной формы не стоит огород городить». Послушался, тем не менее, сожалел. А где-то в открытых водах Финского залива, среди волн-великанов, рева ветра в снастях и звуков скрипа, неизвестно откуда исходивших, окончательно убедился в правоте маминого брата. Девятый вал существует, как таковой, но видеть это страшилище лучше на известной картине Айвазовского. Флотская служба под силу и в радость лишь очень мужественным людям.

— Военно-морская база сейчас существует — спросил я, — или ее уже нет?

— Ну, темнота! — Кречет с обидой поглядел на меня. — Так и быть расскажу, хотя своим вопросом ты мне настроение испортил.

— База-то закрытая, — первое, что пришло в голову для оправдания собственной неосведомленности.

— Ладно, уж. Порккала-Удд был взят Советским Союзом в аренду на пятьдесят лет для контроля входа из Балтийского моря в Финский залив. Десять лет военные строители возводили железобетонный укрепрайон, сформировалась инфраструктура базы. Тысяча девятьсот пятьдесят пятый год, разгар «Холодной войны», созданы агрессивный блок НАТО с громадным военно-морским флотом, другие военные структуры вокруг СССР. По распоряжению Хрущева ВМБ Порккала-Удд была ликвидирована. Недоумение всего офицерского состава не только базы, но и Балтийского флота было беспредельным. Но приказ, есть приказ.

В один из августовских дней, с утра пораньше, по «тревоге» весь командный состав полка был собран в клубе. Присутствовал начальник политотдела дивизии. Без вступительного слова он объявил: «База Порккала-Удд ликвидируется. В течение пяти дней семьи офицеров должны быть переправлены на «Большую землю». Через две недели нам следует передислоцироваться в летний лагерь Ленинградского военного округа для расформирования. Вопросы мне не задавайте, у меня их не меньше, чем у каждого из вас».