Владимир Беляев - Дом с привидениями

«Что же делать? Ждать Галю здесь или сбежать вниз?.. А, сбегу, пусть узнает, какой я добрый! Подсоблю тащить ей ведра от самого колодца».

И я побежал вниз, к реке. Я так разбежался, что было трудно остановиться. С разгона я влетел на деревянную кладочку, и меня сразу обдало холодной водяной пылью. Белые брызги подлетали вверх, до самых досок. Вода шумела и грохотала внизу, я видел ее сквозь щели в кладке, и этот грохот водопада сливался с грохотом наверху: там по деревянному настилу крепостного моста быстро ехала подвода. Я уже почти пробежал всю кладку, как вдруг сквозь шум воды и громыхание телеги услышал свое имя.

– Василь! Вася-а-а! – донеслось издали.

Я задрал голову и посмотрел на мост. Но у перил моста никого не было. С моста мне в глаз упала соринка, и глаз заслезился. Я стал растирать глаз кулаком, но тут снова послышалось:

– Василь! Вася!.. Сюда!

Я оглянулся.

В стороне, над самой скалой, сидела Галя и с ней еще кто-то, но кто именно – я сперва не разобрал.

– Иди сюда! – крикнула Галя и поманила меня рукой.

«Кто ж это, интересно, с ней сидит?» – думал я, пробираясь между кустами к Гале. Фу-ты, что такое! Я чуть было не наткнулся на ведра с водой, которые Галя оставила здесь под кустами.

Дорогу мне преграждала глыба гранита. Я полез на нее, цепляясь за пучки травы, и, взобравшись наверх, остановился.

Рядом с Галей сидел Котька Григоренко. Плохо у меня стало на сердце в эту минуту. Ведь они еще могут подумать, что я нарочно пришел подсматривать за ними. Удрать разве?

– Спускайся, Василь, ну, быстро! – потребовала Галя, и мне волей-неволей пришлось спрыгнуть с глыбы и подойти к лужайке, на которой они сидели.

Не глядя на Котьку, я протянул руку Гале.

– Где же ты пропал? Я уже думала… Садись! – сказала Галя.

Я, посапывая, опустился на мягкую траву.

– А мы ж позавчера переехали отсюда! – И я кивнул головой в сторону Заречья.

– Куда переехали? – заинтересовалась Галя.

Пришлось рассказать Гале о нашем переезде в совпартшколу.

– Там сад какой! Большущий. Я к тебе за черешнями теперь буду приходить! – сказала Галя.

– Приходи, – ответил я неуверенно.

– А я несла воду, несла и заморилась. Вижу – навстречу Котька. Вот мы и решили посидеть. А ты куда шел?

– Да мне надо туда… – соврал я, кивая в сторону деревянной церкви. – На Подзамче! К хлопцу одному.

– К хлопцу? – протянула Галя. – А разве… – И она запнулась.

«Ничего, ничего, правильно! Нехай думает, что я шел к хлопцу, а не к ней».

Котька в это время встал, потянулся, поправил свою белую батистовую косоворотку, одернул кавказский ремешок с тяжелыми серебряными язычками и поднял с земли камень.

Широко раздвинув ноги, он размахнулся, – и круглый камень упал далеко-далеко, посреди запруды.

– Здорово! – сказала Галя, и ее слова обожгли меня.

А Котька схватил еще один камень и сказал Гале важно:

– Ну, это еще не здорово. Вот смотрите, куда закину!

Он примерился и размахнулся. Но камень вырвался у него из рук и упал совсем близко от нас, под скалу.

«Ага, ага, так тебе и надо! – чуть не закричал я. – Не задавайся зря!»

Галя засмеялась, и Котька, желая оправдаться, объяснил:

– Ну, это случайно. Сухожилие сорвал! – Он даже сморщился, будто от боли, и сказал: – Вы остаетесь, Галя, или идете?

На меня Котька не смотрел.

Галя встала, оправила платье. Втроем мы перелезли через каменную глыбу. Галя нагнулась к ведрам.

– Давайте я помогу вам! – сказал Котька, отстраняя Галю и хватая оба ведра.

– Ну нет, зачем? Я сама!

Но Котька уже потащил ведра к лестнице.

– А тебе обязательно надо на Подзамче, Василь?.. Как того хлопца звать? – спросила меня Галя.

– Какого хлопца?

– Ну того… к которому ты идешь?

– Того? Тиктор! – выпалил я наугад.

– Тиктор? Да ведь Тиктор не на Подзамче живет. Он возле вокзала живет.

– Ну да, но сейчас он у знакомых на Подзамче, вот мы и договорились встретиться, – кое-как выпутался я.

– А может… ты с ним другим разом встретишься? – И Галя робко посмотрела мне в глаза.

Но здесь я решил быть жестоким до конца! Я хотел наказать Галю за ее встречу с Котькой и сказал сухо:

– Нет, другим разом нельзя. Я должен встретиться с Тиктором сегодня!

Мы подошли к лестнице. На площадке меж ведер стоял, поджидая нас, Григоренко.

– Ну, спасибо, Котя, – очень ласково сказала Галя. – Теперь я сама донесу.

– Да бросьте стесняться! Я вам помогу, – сказал Котька басом.

– Нет, нет, Костя, спасибо. Вы же идете в другую сторону, вот с ним по пути, – кивая на меня, сказала Галя.

– Давай, Галя, я тебе помогу! – сказал я.

– Не надо мне помогать, – ответила Галя. – Сама не донесу, что ли? Идите себе вместе. Ну, до свидания!

– Нет, спасибо. Я не имею большого желания идти в такой компании! – сказал Котька и отвернулся.

У меня перехватило дыхание.

– Ты молчи… ты… ты!.. – почти выкрикнул я.

А Галя глянула сперва на меня, потом на Котьку и засмеялась.

– Ой, я ж дура! – сказала она, смеясь. – Вы не разговариваете? Да? А я думаю: чего вы все молчите? Вы что – в ссоре?

– Так, у нас счеты! – сказал Котька и, подхватив оба ведра, потащил их вверх по лестнице.

– А я не заметила. Ну что ж, до свидания, Василь. – И Галя медленно протянула мне руку.

Я пожал ее холодную ладошку, и она, крепко ступая и чуть покачиваясь, пошла по ступенькам вслед за Котькой.

Я стоял посреди лестницы и смотрел им вслед. А что, если Галя или, еще хуже, Котька обернутся? Мне стало стыдно, и я быстро спустился и перешел по кладке через водопад. Ну и ругал же я себя в эту минуту! «Эх ты, – думал я, – трус. И зачем выдумал Тиктора? Надо было остаться с Галей, спровадить от нее Котьку. Не мог надавать Котьке или просто взять ведра да понести сам. Тогда бы Котька ушел. Упустил такой случай. А так смотри: шел-шел сюда, чтобы повидать Галю, из самой совпартшколы шел, и вот радуйся – повидал! Теперь, наверное, они вместе пойдут. И Котька станет хвастаться перед Галей, какой он сильный, скажет, что я его испугался, будет наговаривать про меня всякое. Обязательно будет наговаривать».

Я обогнул деревянную церковь. В луже возле колодца размокала желтая коробочка папирос «Сальве». Тисненая этикетка с нарисованной дымящейся папироской отклеилась и плавала поверх лужи. Я посмотрел на плавающую этикетку, вспомнил, как несколько лет назад мы собирали коллекции таких вот коробочек от папирос, и быстро пошел по горной крутой дороге, которая огибала Старую крепость со стороны Карвасар. Я шел на Подзамче и никак не мог сообразить, зачем я иду туда.

Уже в городе, по дороге домой, я остановился возле витрины парикмахерской Мрочко. Там, за толстым бемским стеклом, торчали на болванках восковые лица тонконосых красавиц. На каждой был приклеенный парик. А сбоку, по обеим сторонам нарядной и устланной разноцветной бумагой и журнальными вырезками витрины, блестели два зеркала. Я делал вид, что рассматриваю лица восковых красавиц с каплями клея на висках, а сам искоса глядел в зеркало. Мне стало стыдно смотреть на себя в зеркало просто так. Прохожие еще станут смеяться: такой здоровый парень и, как девчонка, в зеркало себя рассматривает. Я смотрел украдкой и думал: «Котька шире меня в плечах – и только». Я видел в боковом зеркале свое сердитое лицо, глаза навыкате, рубашку апаш, подпоясанную ремнем, целые, без единой латки, черные молескиновые штаны. Серая кепка была слегка заломлена назад. Худо только, что я был босиком. Надо было надеть сандалии. «Эх ты!» – поругал я себя. Налюбовавшись собой вдоволь, я широко расправил плечи и, как борец, размахивая согнутыми в локтях руками, зашагал по мостовой к совпартшколе. Городские тротуары были гладкие и теплые от солнца.