Аркадий Вайнер - Завещание Колумба

И протянул ей удостоверение. Она положила его на стол, механически взяла ручку, с удивлением и интересом, внимательно прочитала его, и я остался доволен, что она не сделала в нем ручкой пометок и прочерков, как это делают на телеграфных бланках.

– Здравствуйте, товарищ майор, – сказала она, и в глазах ее загорелось любопытство.

– Как вас зовут?

– Аня, – подумала и добавила: – Аня Веретенникова, а что?

– Анечка, мне сегодня понадобится ваша помощь. Вы до каких дежурите?

– Сутки. До завтра, до девяти, а вам куда звонить?

– В Москву. И еще неведомо куда…

– Так в Москву можно из автомата позвонить! Опустили пятиалтынный и говорите себе на здоровье… – Она улыбнулась. – А есть ли автоматическая связь с «неведомо куда» – не знаю…

– Мне автомат не подходит – я буду звонить в Москву, а мне будут отзванивать сюда. Вы знали бывшего директора школы Коростылева?

– Да, – кивнула Аня, и лицо ее затуманилось. – Его у нас все знают… Он умер на днях… Я до восьмого класса у него училась… Хороший человек…

Мне не было никакого резона секретничать с Аней – все равно связь пойдет через нее, если захочет, то и так все услышит. Да и нечего мне утаивать. Тут и без меня темноты хватает.

– Анечка, к сожалению, Николай Иванович не просто умер, а то, что случилось с ним, скорее напоминает убийство. Вы слышали о телеграмме?

– Да, что-то слышала, телеграмма какая-то поддельная пришла. Шулякова, из отдела доставки, рассказывала…

– В том-то и дело, что телеграмма настоящая, только послал ее человек поддельный. По виду, наверное, обычный человек, а на самом деле – вурдалак…

– А чем я могу вам помочь?

– Сейчас я передам в Москву запрос, а потом мне будут звонить. Пока я не знаю, где я буду находиться, но я вам буду регулярно отзванивать и сообщать номер – где я есть, и вы меня будете соединять с Москвой. Сделаете?

– Конечно!

– Тогда начнем. Мне нужна дежурная часть Московского уголовного розыска.

Аня набирала диск на коммутаторе, что-то говорила своей коллеге в Москве, и лицо у нее уже было не беременно-расслабленное, а сосредоточенное, даже чуть сердитое, а вязанье лежало далеко в стороне на приставном столике, и висевшая на шее телефонная гарнитура – наушники и микрофон – делала ее похожей на пилота, совершающего трудную посадку.

– Идите в первую кабину…

Открыл тяжелую, плотную дверь, вспыхнул свет в тесной деревянной капсуле, снял трубку с плоского аппарата без номеронабирателя и услышал знакомый глухой голос:

– Ответственный дежурный Коновалов слушает…

– Привет, Серега… Это Тихонов тебя достает…

– Что это тебе неймется в субботу? Ты как в Рузаеве оказался?..

– На похороны приехал… Тут история произошла вполне противная, мне нужна твоя помощь…

Я объяснял ему историю с телеграммой, а Коновалов где-то далеко, за сотню верст, сосредоточенно пыхтел в трубку, не перебивал меня, вопросов праздных не задавал, но я знал, что он не просто внимательно слушает, а по укоренившейся за долгие годы привычке наверняка делает пометки на чистом листе бумаги остро отточенным карандашом. «Самая лучшая память на бумажечке накалякана», – любил он повторять нам, когда мы удивлялись, что он никогда и ничего не забывает.

– Понятно, – медленно сказал Коновалов. – А Коростылев этот сродственником тебе доводится?

– Ну, наверное, считай, что сродственник. Сроднились мы с ним за целую жизнь…

– Все ясно. – И я представил себе, как он отчеркнул жирной линией свои закорючки на листе и приготовился по пунктам записывать задание.

– Серега, надо срочно дозвониться в Мамоново, в городское управление, если понадобится – продублируй запрос в область, в Воронеж. Ты записал исходящие телеграммы? – на всякий случай переспросил я.

– Конечно…

– Пусть сегодня же опросят телеграфисток, всех, кто мог быть на почте во время подачи телеграммы, кто такой Пронин?..

– Пронина-то никакого нет – фамилия взята от фонаря, – перебил Коновалов.

– Не сомневаюсь, но телеграмма необычная – его должны были запомнить, почтари его смогут довольно подробно описать. Затем надо взять на телеграфе исходящий журнал, посмотреть, кто отправлял сообщения перед Прониным и вслед за ним…

– И что? – раздумчиво спросил Коновалов. – Что дает?

– Мамоново – маленький городок, многие знают друг друга. Соседи Пронина в очереди могли запомнить какие-то важные детали. По ним можно будет легче его раскупорить. Понимаешь?

– Усек, – хмыкнул Коновалов. – Чувствую, что ты на воскресные дни мамоновским сыскарям подкинул работенку невялую…

– Да, Серега, я это знаю. И тебя, друг, прошу: вломись в это дело, как ты умеешь. Я тебе не могу и не хочу ничего объяснять по телефону, но если этот гнусняк от нас улизнет, ставь на мне крест…

И вдруг совершенно неожиданно почувствовал, что по лицу у меня текут слезы и голос предательски сел, тугой ком заткнул глотку.

– Але, але, Стас, ты чего там? Але! – заорал в трубку Коновалов. – Ты, что тараканишь? Але! Стас! Что с тобой? Может, кого из наших ребят к тебе подослать?

Я несколько раз глубоко вздохнул, с трудом продышался и твердо сказал:

– Серега, со мной полный порядок. Никого присылать не надо, глупости это. Я здесь все сам сделаю. Ты будешь держать связь с местной телефонисткой, ее зовут Аня Веретенникова, она меня легко разыщет… Договорились?

– Есть, все будет в норме.

Вышел из будки, из спертой духоты с надсадным запахом пыли и пота, и не мог несколько мгновений собраться с мыслями, отрешенно глядя на телефонистку, пока Аня не сказала мне мягко:

– Вы не волнуйтесь, я вас мигом соединю, как только позвонят…

– Спасибо, Аня, я вам буду регулярно звонить. Вот вместе с вами мы раскрутим эту историю…

– Ну, да, конечно, я ведь старый Шерлок Холмс, – усмехнулась Аня. – Да и вы на милиционера не похожи. Вы на артиста Филатова похожи, только ростом подлинней…

Я подумал, что она моложе меня лет на пятнадцать, но говорила она со мной не как молодая женщина, она не «ухаживалась», она говорила с ласковой снисходительностью матери, для которой все эти игры давно позади, хоть и симпатичны, но неинтересны – она вязала ползунки, и на лице ее желтели пятна будущих, иных, нестерпимо тяжелых и высоких забот.

– Аня, где у вас городская милиция?

– А вон, наискосок, через площадь дом двухэтажный, там вход с переулка.

– Анечка, я вам звоню через час.

С автостоянки постепенно разъезжались машины, урчали, готовясь в путь, автобусы, из – под брезентового фургона с надписью «Люди» разносились по площади развеселая гармошка, нестройное пение, клочья частушечных выкриков. Сумки, пакеты, авоськи с апельсинами.

Я пересек площадь и вошел в зеленый палисадник перед старым домом с красной стеклянной таблицей «Управление внутренних дел». На деревянном крылечке сидел милиционер и строгал ножом чурку.