Аркадий Пинчук - К своей звезде

«С кем летишь?» – хотел спросить Волков и вспомнил, что вылет запланирован ему. Можно было и отказаться, Волков терпеть не мог, когда летчик в запарке садился в самолет. На каждый вылет надо настраиваться, как артисту перед выходом на сцену. Спешка к добру не приводит. Но все-таки не отказался. Кивнул Ефимову – мол, хорошо – и быстро пошел в класс высотного оборудования.

В училище, будучи курсантом, Волков играл в футбол. Он любил минуты перед игрой, когда футболисты сосредоточенно зашнуровывают бутсы, укрепляют щитки, натягивают чистенькие майки с эмблемой команды. Во всем теле, особенно в ногах, играет избыточная энергия, легкие крепкие бутсы, как сапоги-скороходы, бегом несут тебя на зеленый газон футбольного поля. Это незабываемые минуты. Сравнить их можно только с минутами подготовки к полету в классе высотного оборудования.

Надевая специальное белье, высотный компенсирующий костюм, унтята, спецобувь, гермошлем, Волков одновременно изолировал себя от земных забот, волнений, проблем, настраиваясь только на работу в небе. Он словно уходил на время из одной среды обитания и переселялся в другую, где были свои ощущения, свои тревоги и свои радости.

Сегодня Волков не почувствовал этого переключения. Все звучали и звучали в ушах слова командующего, стояло перед глазами осунувшееся лицо Новикова, выплывал из памяти запах болотных водорослей, налипших на крылья и фюзеляж упавшего самолета. Он совсем не думал о предстоящем полете, подсознательно рассчитывая на подготовленность Ефимова. А если Ефимов рассчитывает на него?

– Товарищ подполковник, самолет к вылету готов, – доложил техник, вскинув к виску иссеченную шрамами ладонь. Руку он повредил в прошлом году во время регламентных работ. Пытался удержать соскользнувшую с ложементов самолетную пушку. Руку долго лечили, хотели офицера списать по болезни, но за него заступился Новиков. И хотя мизинец у него не разгибается до сих пор, дело свое старший лейтенант Петров делает безукоризненно. «Спарка», которую он обслуживает, неизменно украшена почетным пятиугольником.

Волков пожал технику руку и привычно обошел самолет. Ефимов уже стоял возле стремянки. Поднявшееся над лесом солнце набирало силу, и от асфальта рулежной полосы уже подымался теплый, пахнущий гудроном воздух. «Денек будет жаркий», – подумал Волков и повернулся к Ефимову.

– Хорошо отдохнули?

– Плохо, товарищ подполковник, – неожиданно признался Ефимов.

– Что так?

– Не спалось после вчерашнего.

– Значит, мы сегодня оба не в лучшей форме, – сказал Волков. – Надо утроить бдительность.

– Значит, утроим, – ответил Ефимов и пристегнул привязные ремни.

– По коням, – тихо скомандовал Волков и сел в кабину инструктора. Он давно не летал с Ефимовым, и этот полет был запланирован не случайно. В связи с перелетом на Север первый комэска майор Пименов может занять новую должность. Значит, сдвинется вся лесенка. И Волков, чтобы проверить некоторых кандидатов на выдвижение, решил посмотреть в первую очередь их технику пилотирования. Первым в этом списке был Ефимов.

Во второй кабине Волков всегда чувствовал себя инструктором, с кем бы ни летал. От запуска до выключения двигателя он словно проецировал все действия пилота на образцовый стереотип, тут же анализировал допуски, и, если они не выходили за пределы безопасности, никогда не вмешивался в работу летчика. Анализ, разбор, замечания – это потом, после полета.

Ефимов грамотно проверил тормоза, рули, четко запросил разрешение на выруливание и на взлет. Рычаг управления двигателем идет вперед к черте максимала, и самолет, зажатый тормозами, начинает дрожать от перенапряжения. Как только тиски тормозов разжались, он срывается с места упругим толчком. Форсаж – и движение пошло с постоянным ускорением. Это ускорение Волков чувствует спиной даже после отрыва самолета от земли.

«Взлет без замечаний», – фиксирует командир и блаженно щурится от брызнувшего в кабину солнечного прибоя. Руки привычным движением опускают на гермошлеме дымчатый фильтр. Горизонт кренится и скользит под крыло. Волков расслабляется, стрельнув глазами по приборной доске. Ефимов пока все делает безукоризненно.

«Хороший летчик», – думает Волков и уже жалеет, что не отпустил его в отряд космонавтов. Парень по всем статьям подходит. Выдержан, умен, волевой. И анкета во всех отношениях образцовая. А он сам ее портит. Дернул его черт с замужней бабой спутаться.

«Зря я полез в бутылку», – снова упрекнул себя Волков. Время бы показало. Он и сам не дурак, во всем бы разобрался. Бытие всегда определяет сознание. Там ведь тоже конкуренция. Хочешь в космос слетать, доказывай делом, всей своей жизнью, что именно ты сегодня достоин, а не кто-то другой.

А тут он закусил удила. Люблю – и хоть кол на голове теши. Соврал бы, что ли. Трудно ему было сказать какую-нибудь чепуху, чтобы не ставить командира в дурацкое положение?

«Узнал бы Новиков об этих мыслях», – улыбнулся сам себе Волков и представил лицо своего замполита. Уж он бы не упустил возможности проехаться по нравственным позициям командира. «Тебе, сказал бы, не суть, а форма важнее. А то, что Ефимов не пошел на сделку с совестью, ты не заметил».

Все он заметил, все оценил, но поступить иначе не мог.

Обследуя фронт облачности, Ефимов заложил крутой вираж в наборе, и у Волкова проснулся азарт бойца, захотелось взять вожжи в свои руки и подстегнуть эти тысячные табуны лошадей, упакованные в стальное чрево фюзеляжа. Пилотаж Ефимова был не только грамотным, но и вдохновенно исполненным. «Если не наделает глупостей с этой бабой, – решил Волков, – дадим ему эскадрилью». Что стояло за словом «глупости», он и сам не знал.

– Разрешите получить замечания? – обратился Ефимов, когда они, зарулив на стоянку, вылезли из кабины.

– Нет замечаний, Ефимов, – сказал Волков. – Молодцом!

Ему захотелось заглянуть этому парню в глаза и попросить извинения за свои бестактные советы, за дурацкие подозрения, но между ними уже была стена, это Волков знал точно. Не примет он его извинений. «Дело, скажет, я свое делаю, как видите, хорошо, а в душу не лезьте».

– Не жалеете, что отказались от космоса? – спросил Волков.

– Нет, – сухо ответил Ефимов.

Волков только кивнул. Так даже лучше. И все-таки что-то командиру не давало покоя. Ефимов ему нравился, и Волкову хотелось, чтобы летчик знал его мнение. Но для этого нужен откровенный разговор, беседа по душам. А души их настроены на разные волны.

Новиков из госпиталя вернулся скисшим. «Как дела?» – «Неважно». – «Что врачи обещают?» – «Ничего не обещают». Вот и весь с ним разговор. Волков догадывался, что Алина наверняка что-то сказала о предстоящей перемене местожительства. И если раньше Новиков отшучивался, болезнь жены лишила его такой возможности. Сейчас он мог только соглашаться с ее просьбами и ни в чем не перечить. А каково ему было соглашаться – Волков представлял.