Лев Славин - По ту сторону холма

Но когда Копытов, давясь от смеха, выволок на свет древнюю легенду о ноже, забытом рассеянным хирургом в брюхе больного, а Зайончковский, солидно покашливая, предъявил басню о какой-то чудотворной иконе, которая, представьте себе, воскрешает даже безнадежных дохляков, и даже молчаливый Виткус, разжав тонкие губы, промурлыкал заплесневелый анекдот о покойнике, чихнувшем в гробу по дороге на кладбище, – Слижюс не стерпел. Повысив голос (специально для подручных), он заявил кузнецам, что от их болтовни вянут уши, и потребовал прекратить это «дуракавалянье», недостойное, по его словам, взрослых людей,

А кузнецы, растоптав в прах медицину, подымались с травы и шли, окруженные восхищенными молотобойцами, к своим наковальням и там до ночи били, гнули, крутили и распинали огненно-желтый покорный металл.

Время от времени, хотя ему решительно там нечего было делать, появлялся в кузнице Слижюс. Словно ненароком, проходил он мимо Нарбутаса, искоса бросая на него беглый пытливый взгляд.

Эта опека начинала раздражать кузнеца. Неужели он не доказал, черт побери, знаменитой дракой с хулиганами, что в нем еще вдоволь здоровья и силы! С таким трудом, даже с риском для жизни он вернул себе молодость, а они своими заботами хотят затолкать его обратно в старость. Нет, черта лысого!

Он возобновил встречи с одной старой знакомой. Ее звали Агота Даргене. Она работала кассиршей в закусочной. Он и раньше захаживал туда с приятелями – сам-то он не пил, но любил шумную, веселую компанию. А кроме того, ему немножко льстило, что он нравится этой хотя уже и не очень молодой, но все еще довольно приятной на вид женщине.

Она встречала его с удовольствием. Она любила веселых, живых людей. К тому же он такой щеголь. Ни за что не кажешь, что он простой кузнец и что ему столько лет.

Нарбутас даже подумывал, не покрасить ли ему волосы. Ему посоветовали хороший, стойкий восстановитель. Но в конце концов он нашел, что седина ему больше к лицу. Теперь, когда он смотрел в зеркало, он задирал голову так, чтобы кожа на шее натягивалась. В таком положении она выглядела еще довольно свежей. При этом он слегка зажмуривал глаза, чтобы видеть себя неотчетливо.

Первое время Нарбутас остерегался тяжелой работы. Но это длилось недолго. Все чаще он выхватывал молот из рук Губерта. Воспоминания о победоносном бое с хулиганами подбадривали старого кузнеца. Мало-помалу страхи его исчезли. Постепенно Нарбутас перестал бояться физического напряжения. Наоборот, он словно играл своей силой, щеголял ею. Он стал работать на двух горнах и вызвал на соревнование Зайончковского. Теперь у Нарбутаса было два подручных, и обоим он задавал жару. А так как на завод поступил крупный и срочный заказ, то любое ускорение темпов было всем на руку. В этой горячке работы память о былой болезни Нарбутаса постепенно испарялась.

Как-то на завод – в связи все с тем же заказом – приехал министр. Он несколько разочаровал рабочих своим видом: сухонький, юркий, никакой солидности. Только Виткус уважительно пробормотал:

– Министр – это министр…

Заводское начальство провело гостя по всем цехам, кроме кузни. Но министр был, видать, тертый малый. Он остановился во дворе, повел носом туда-сюда – точь-в-точь старый, опытный пойнтер, почуявший дичь, – и спросил:

– А где у вас тут кузница, товарищи?

Войдя в кузню, министр сказал с деланным удивлением:

– Так это мы где, собственно?

Директор бессильно улыбнулся и ответил:

– В кузнечном цехе.

Министр посмотрел на директора с обидной жалостью.

– Вы в этом уверены? А по-моему, мы в историческом музее. Экспонат: кузнечное производство в восемнадцатом веке.

Директор, главный инженер, главный технолог и прочие главные притворно засмеялись.

Кузнецы переглянулись. Виткус, увидев в глазах у Нарбутаса опасный огонек, дернул его сзади. Но поздно: старый кузнец уже ринулся в бой. Он сказал, скрестив на выпуклой груди голые, закопченные, могучие руки:

– А я вот, например, товарищ министр, в этом музее даю сто восемьдесят процентов сверх плана. Да и другие ребята не намного отстали…

Он обвел жестом товарищей и добавил, дерзко блеснув глазами:

– Вот они все здесь перед вами, наши музейные работники.

По кузне пошел сдержанный смешок.

Министр внимательно посмотрел на Нарбутаса.

– Честь вам и слава, товарищи, – сказал он. – Но мы хотим выжимать эти сто восемьдесят процентов, а может и больше, не из вашей мускульной силы, а из механизмов, из технологии. А у вас тут техника на уровне эпохи царя Гороха.

Министр поправил себя:

– То есть я имею в виду не весь завод, а именно кузнечный цех.

Он добавил, усмехнувшись:

– А потом, ведь вы даете эти проценты как? Навалом! А вот взять, к примеру, товарищ…

Он вопросительно посмотрел на окружающих. Ему тотчас охотно подсказали: «Нарбутас».

– Товарищ Нарбутас, – продолжал он, – лопатки для этих небольших турбин – ну, вы знаете, конечно, – так вы же ни одной не сделали. Я вас не обвиняю, тут нужна машинная ковка.

– Сделаем! – вдруг сказал Нарбутас.

Копытов, Стефан и прочие кузнецы с ужасом посмотрели на него.

– Руками не сделаете, – сказал министр серьезно. Потом улыбнулся и добавил: – Я ведь сам немножко из кузнецов.

– Ну, не знаю, из каких. А я сделаю, товарищ министр! – вызывающе повторил Нарбутас.

Министр с насмешливым сожалением посмотрел на него, кивнул кузнецам и пошел прочь, маленький, порывистый, немного похожий на Суворова.

Потом министр осмотрел строительство новой кузницы язвительно отозвался о строителях и обещал нажать на них.

В этот день, закусывая на траве под липой, кузнецы судачили не о медиках, а о министрах.

Зайончковский мечтательно вспоминал:

– Весной к нам приезжал замминистра тяжелой промышленности. Вот это мужчина! Килограммов на сто пятьдесят! Помнишь, Антанас? А этот? Писклявый, вертлявый, всюду нос сует.

Даже справедливый Виткус признал, что в этом министре, как он выразился, «смотреть не на что».

Нарбутас презрительно усмехнулся:

– Тут, под забором, вы все храбрые. А что ж вы в цеху молчали, как пацаны? Приезжает, понимаешь, раз в год на полчаса, и на тебе: не кузня, а музей. Так каждому молчать?

Зайончковский солидно подтвердил:

– Верно! Стоит, понимаешь, видать, ни бе ни ме.

– Да он сам из кузнецов, – вмешался Слижюс. – А что кузня наша допотопная, так кто же этого не знает.

Тут кузнецы напустились на него хором.

– Кузня – это кузня, – проворчал Виткус.

Нарбутас запальчиво вскричал:

– Ты, стружкогон, ты нас с токарным не равняй!

– Свободная ковка – это что? Рука и глаз. Вот наши механизмы, – степенно заметил Зайончковский.

Копытов замахал руками.