Евгений Дубровин - Четверть тополя на Плющихе

– Ага! – обрадовалась теща. – А ты откуда знаешь?

– Проезжал мимо.

– Ага! Проезжал!

– Ну и что? Проезжал. Мне уж по Плющихе и проехать нельзя?

– Слышишь, Варенька, – закричала теща. – Он таскается на Плющиху!

– Не таскаюсь, а вожу мимо мясо.

– Мясо! Знаем мы это мясо! Третьего дня в помаде домой заявился!

– В какой еще помаде? – удивился Иван.

– В такой! В рыжей!

– Это не помада, – заступилась за мужа Варенька. – Это килька. Я нюхала. Рыбой пахнет.

– Рыбой! Знаем мы эту рыбу, – не сдавалась теща. – В рыбном магазине она работает, потому твой мужичок и рыбой пропах.

– Я портвейн килькой закусывал, – подал голос Иван.

– А почему он вдруг пить перестал? – теща даже засияла, найдя наконец объяснение Ивановому странному поведению. – Ради нее… Плющихи, пить он перестал. Чтобы после работы ее в лес можно было возить. От инспекции он пить перестал.

Иван даже вытаращил глаза от такой наглости.

– Ах ты, старая карга! – закричал Иван, терпение его лопнуло. – Ради тебя я пить бросил! Ради тебя хожу весь вечер трезвый, как дурак! Сковородку ей еще купил!

– Получай назад свою сковородку! – теща схватила сковородку с жареной картошкой и швырнула ею в зятя. Сковорода просвистела мимо уха Ивана, ударилась в стену и обсыпала Синицына картошкой, словно конфетти.

– Мама! – закричала дочь. – Ты убьешь его!

– Одним кобелем меньше станет, – прошипела теща, уклоняясь от летящей назад сковородки. – Трезвый он пришел… Нашел дурочку. Новую жизнь начал… Знаем мы эту новую жизнь… Я сразу почуяла, тут что-то не так…

… Поздно вечером Иван сидел на пустыре возле «Маруси» в кругу самых стойких приятелей и рассуждал на тему искусства.

– Конечно, искусство нужно людям, – говорил Иван Синицын. – Театры там всякие, романы, кроссворды… Чтобы человек поломал голову в свободную минуту. Но только не кино. В кино все уж очень ясно. Даже до тещи дошло, что к чему.

– Жизнь, она и без кина интересная, – заметила Маруся, высовываясь из пивточки. – Не соскучишься. Мальчики, закрываемся, давайте кружки!

– Это уж точно, не соскучишься…

«Мальчики» философски закивали плешивыми головами и стали торопливо допивать пиво. Каждый из них вот уже, наверно, лет пять не был в кино, а теперь, после Иванова рассказа, не собирался идти туда вовсе.

Наконец-то пивная практика получила свою искусствоведческую теорию.