Евгений Дубровин - Курортное приключение

– В общем, коварный курортный обольститель. Холодный ловелас, растлитель женских душ. К тому же полумертвец. Короче, никакого сравнения с Натуральным доцентом. Это вы хотите сказать, милая Яна?

– И потом, – продолжала девушка, пропустив мимо ушей его самоуничижительную реплику. – Вы губите ее научную карьеру…

– Даже так?

– У нас здесь очень строго… ну если персонал что там с больными… В общем, она может не стать заведующей…

– А вы очень хотите, чтобы она стала заведующей?

– Очень. Мы все хотим, – горячо сказала Яна. – Ее любит весь санаторий… Конечно, есть завистники… И вот эти завистники уже начинают поговаривать о ваших отношениях… Вас видели и в горах, и в ресторане, и у нее дома… Я вас… мы все вас очень просим, Николай Егорович… пожалуйста, отстаньте от нашей Антонины Петровны… Найдите другую женщину. Разве мало вокруг женщин? Вы мужчина интересный, вам это ничего не стоит. А, Николай Егорович? Она такая умница. За что она ни возьмется, у нее все получается! Вы просто не имеете права, – тихо сказала Яна. – Перед лицом всех людей… вы просто не имеете права ломать ее научную карьеру. Подумайте, Николай Егорович… Вы же умный и добрый человек… Я же вижу…

– У Антонины Петровны кто есть? – спросил Холин.

Яна заторопилась. Она посмотрела на него с надеждой.

– Есть… Посидите пока… Я вас вызову…

Медсестра убежала в кабинет. По ее походке было видно, что она считала свою миссию выполненной успешно. Она не сомневалась, что добрый и великодушный полумертвец войдет сейчас в комнату и скажет: «Между нами все кончено. Можете и дальше любить своего жениха, продолжать свое исследование на благо человечества и становиться заведующей на благо санатория». Холин сел на стул, поглядывая на красный огонек над дверью. В коридоре, несмотря на раннее время, уже горел свет: за окном висел пришедший с моря туман, лип к окнам, словно кто-то белый, косматый, заглядывал через стекла с недоброй целью.

– Вы последний?

– Да…

Холин равнодушно посмотрел на очередного больного. Это был еще молодой мужчина, кудрявый, с белым лицом, довольно полный, но полнота шла ему.

– Вы к Антонине Петровне?

– Да.

В руках мужчина держал портфель. «Зачем ему портфель?» – безразлично удивился Холин, опять погружаясь в свои думы, но больной перехватил его взгляд на портфель и стал с готовностью объяснять, для чего ему портфель Видно, это был разговорчивый, общительный человек.

– Я только что приехал. Еще не успел устроиться. Чемодан бросил, а портфель не могу доверить: здесь французский коньяк. – Полный мужчина хохотнул и щелкнул себя по шее. – Как тут насчет этого, строго?

– Каждый сам себе хозяин.

– Это хорошо. А врачиха как, стоящая?

– Она хороший врач.

– А я слышал другое, – опять хохотнул Полный. – Увлекается она этим делом.

– Каким делом?

– Мужичками.

– Не слышал.

– Зря люди трепаться не станут.

– Бывает, и зря треплются.

– Это тоже случается, – охотно согласился больной. – Ну, баба-то она хоть ничего?

– Ничего.

– Не пробовал ухлестнуть?

– Нет.

Полный хохотнул.

– Чего ж ты?

– Для вас оставил, – сказал Холин нарочно грубо, чтобы отвязаться от Полного. Этот тип был неприятен Николаю Егоровичу: какой-то навязчивый, пошлый. Притом Холину казалось, что он уже встречался с ним при каких-то неприятных обстоятельствах, хотя встречаться с этим человеком он никак не мог, – у Холина была хорошая память на лица.

Из кабинета вышел человек, и сразу же загорелась зеленая лампочка. Холин встал и, не посмотрев на Полного, вошел в кабинет.

Тоня сидела, низко склонившись над бумагами, и что-то писала. За соседним столом Яна одним пальцем печатала на машинке.

– Здравствуйте, – сказал Холин.

– Здравствуйте, – Тоня мельком глянула на него. – Раздевайтесь, садитесь.

Он снял пиджак, рубашку и присел к столу. Тоня отодвинула от себя бумаги, стала готовить аппарат для измерения давления. Холин пытался поймать ее взгляд, но она упорно избегала смотреть на него.

– Как вы себя чувствуете?

– Ничего. Спасибо.

– Как спали?

– Спасибо. Хорошо.

– Лекарства принимаете?

– Да.

– Процедуры не пропускаете?

– Нет.

Они разговаривали вежливо, сухо, как и положено внимательному, но очень занятому врачу и аккуратному, деликатному пациенту. По тому, как стучала на машинке Яна, Холин чувствовал, что она вслушивается в каждое слово, в каждую интонацию.

Николай Егорович покосился на Яну и положил ладонь на руку Тони. Она подняла на него глаза.

«Милая… Что случилось?» – спросил он взглядом.

Две слезинки выкатились из глаз врача и упали на историю болезни № 3240. Тоня испуганно промокнула слезы бумажкой.

– Давайте вашу руку.

– Правую или левую?

– Левую.

– Пожалуйста.

– Давление хорошее…

Опять две слезинки упали из глаз. Прямо на голую руку Холина. Слезинки были горячие. «Почему ты плачешь? Что случилось?»

– Давление очень хорошее…

– Сколько?

– Сто двадцать на восемьдесят…

Видно, что-то в их голосах выдало подтекст. Яна встала и вышла. Наверно, для того, чтобы создать ему благоприятную обстановку для разрыва.

– Что случилось? – спросил Холин, едва закрылась дверь.

– Мы больше не будем встречаться, Коля…

– Не будем? Почему?

– Так… Ни к чему это все… Я уже обдумала… Не нужно это ни мне, ни тебе…

– Мне нужно.

– Нет. Зачем? Все равно продолжения не будет. Лучше уж сразу, в самом зародыше…

– Почему не будет продолжения?

– Ты знаешь сам…

– Из-за твоей работы?

– Из-за всего…

– Моей болезни?

– Зачем ты делаешь мне больно?

– А ты?

Тоня сложила аппарат, пристально посмотрела ему в глаза.

– Сегодня, Коля, приехал мой жених. Торопит меня со свадьбой… Я поняла, Коля… Я поняла, что не могу с ним расстаться. Это моя судьба. Я поняла, это то, что мне нужно.

– А я – не судьба?

– Ты не судьба… Но я всегда, всегда… Эти дни…

– Понятно, – сказал Холин. – Можно одеваться?

– Ты только не обижайся на меня, Коля…

– Чего уж там…

Вошла Яна. У нее был возбужденный и слегка растерянный вид. Медсестра торопливо что-то прошептала на ухо Антонине Петровне. Та вспыхнула.

– Что?! Здесь?!

– Он… ш-ш-ш-ш… Я сказала…. ш-ш-ш… А он оказал…

Холин оделся и вышел. Полный куда-то исчез. И вдруг Николай Егорович догадался, кто это был. Это был Натуральный доцент, жених Тони. Он мог быть только женихом Тони, и больше никем другим. Сразу стало ясно его пошлое поведение, испуганный шепот Яны… Жених пришел проверять свою невесту…

– Третий лишний, – вслух сказал Холин.

– Чего? – спросил проходивший мимо старичок.

– Это я так…

– А… Разве санитарный день?