Эдвард Бульвер-Литтон - Кенелм Чилингли, его приключения и взгляды на жизнь

Припомнив, как описывали незнакомца Летбридж и Сэндерсон, Трэверс уже не сомневался, что нашел именно того, кого искал.

Скрытый высоким папоротником, он тихо приблизился, так что Кенелм - это действительно был он - его не заметил. Но вот он почувствовал на плече чью-то руку и, обернувшись, услышал приятный голос:

- Кажется, я не ошибаюсь, принимая вас за джентльмена, которого обещал мне представить Летбридж и который проживает у моего арендатора Сэндерсона?

Кенелм встал и поклонился. Трэверс тотчас увидел, что это поклон человека его круга, вовсе не соответствующий праздничному наряду мелкого фермера.

- Нет, мы лучше побеседуем сидя, - поспешил он сказать и, сев на огромный камень, оставил рядом с собой место для Кенелма. - Прежде всего, продолжал Трэверс, - я должен поблагодарить вас за услугу, оказанную обществу: вы сокрушили грубую силу, которая так долго тиранила этот край. Часто в молодости мне приходилось сознавать невыгоду малого роста и слабых мышц, когда было бы так удобно решить спор или наказать дерзость, прибегнув к первобытному оружию человека; но никогда я так не сожалел о своей физической слабости, как в тех случаях, когда отдал бы все на свете, чтобы быть в состоянии отколотить Тома Боулза собственноручно. Что этот забияка мог так долго бесчинствовать на моих землях, было для меня таким же стыдом, как для итальянского короля, который со всеми своими войсками не может победить одного калабрийского разбойника.

- Извините, мистер Трэверс, но я принадлежу к числу тех немногих людей, которые не любят, чтобы дурно отзывались об их друзьях. Мистер Томас Боулз один из моих лучших друзей.

- Как! - вскричал ошеломленный Трэверс, - друзей? Вы шутите?

- Если б вы знали меня лучше, вы не заподозрили бы меня в шутке. Но, верно, вам приходилось убеждаться, что нет друга более дорогого и более заслуживающего уважения, чем враг, с которым ты только что помирился.

- Хорошо сказано, и я принимаю укор, - ответил Трэверс, изумляясь все больше. - Бесспорно, я менее вас имею право бранить Тома Боулза, раз у меня не хватило духа вступить с ним в поединок. Однако перейдем к предмету более мирному. Мистер Летбридж сообщил мне о вашем добром желании помочь двум молодым его прихожанам - Уилу Сомерсу и Джесси Уайлз. Вы великодушно предлагаете заплатить деньги, которые требует миссис Ботри за передачу своего контракта. Для этой сделки, разумеется, нужно мое согласие, а я его дать не могу. Сказать вам, почему?

- Прошу вас. Ваши доводы, вероятно, можно оспорить.

- Нет доводов, которых нельзя было бы оспаривать, - ответил Трэверс.

Его забавляла спокойная уверенность молодого незнакомца, дерзавшего спорить с опытным землевладельцем.

- Я хочу сообщить вам причины моего отказа, собственно, не для того, чтобы обсуждать их, но чтобы оправдать мою кажущуюся неучтивость. Довести арендный сбор с моего имения до надлежащего уровня было для меня крайне трудной и тяжелой задачей. Я был вынужден выработать единую систему, приложимую как к самым крупным, так и к самым мелким моим арендаторам. Эта система заключается в том, чтобы договариваться с лучшими и надежнейшими фермерами, каких я могу найти, назначая им арендную плату по указанию оценщика, на которого я полагаюсь. Благодаря этой системе, последовательно проводимой мною, хотя меня сначала и осуждали, я сумел в конце концов примирить разные слои общества в нашем крае. Прежде говорили, что я жесток, а теперь признают, что я только справедлив. Стоит мне раз поддаться чувству или оказать кому бы то ни было предпочтение - и вся моя система пойдет прахом. Каждый день меня осаждают убедительными просьбами. Лорд М., тонкий политик, просит отдать свободную ферму некоему арендатору на том основании, что он превосходно собирает голоса и всегда стоит за его партию. Миссис Н., очень доброжелательная женщина, умоляет меня не порывать с другим арендатором, потому что он оказался в очень стесненных обстоятельствах с большой семьей на руках. Это может быть уважительной причиной, чтобы простить ему недоимку или назначить пенсию, но это вовсе не причина, чтобы позволить ему и дальше разоряться самому и разорять мою землю. Вот теперь миссис Ботри арендует маленький участок за исключительно низкую плату восемь фунтов стерлингов в год. Она требует сорок пять фунтов за передачу своего контракта. А между тем я могу получать по двенадцати фунтов в год, что тоже будет умеренной платой, и выбрать кого-нибудь из наиболее подходящих арендаторов. Мне гораздо выгоднее заплатить ей сорок пять фунтов отступного, которые я верну от будущего арендатора, по крайней мере отчасти, а если бы даже и не вернул, все равно повышение арендной платы составит хороший процент с затраченной суммы. Теперь вы проезжая через нашу деревню случайно принимаете участие в романтической любви нуждающегося калеки, который при величайшем трудолюбии едва успевает оградить себя от нищенства, и ветреной девушки, у которой нет шести пенсов за душой, и желаете, чтобы я принял этих более чем ненадежных арендаторов вместо вполне состоятельных, и это еще за арендную плату на одну треть менее обычной. Предположим, что я исполню вашу просьбу, - Что станется с моей славой сторонника деловой справедливости? Я проложу путь для обхода всей моей системы управления и дам повод ко всякого рода просьбам друзей и соседей. Отвергать эти просьбы у меня уже не будет разумного права, раз я так легко уступил незнакомцу, которого, может быть, никогда больше не увижу. Да, наконец, уверены ли вы, что, уговорив меня, достигли бы своей доброй цели? Разумеется, очень приятно думать, что ты составил счастье молодой четы. Но если молодая чета не сумеет вести свои дела в лавочке, ей преподнесенной, а это весьма вероятно - Из сельских жителей редко выходят хорошие торговцы, - и очутится с целой кучей детей и с заработком, который добывается не сильными руками дюжего фермера, а слабыми пальцами полубольного калеки, искусно плетущего корзинки, на которые в наших местах почти нет спроса, не будете ли вы способствовать несчастью тех, кого думали облагодетельствовать?

- Я уклоняюсь от всяких прений, - ответил Кенелм с таким уничтоженным и опечаленным видом, что разжалобил бы белого медведя или прокурора. - Я все больше убеждаюсь, что из всего лживого на свете благотворительность величайшая ложь. Казалось бы, так легко делать добро, а на самом деле это почти невозможно. В нашей отвратительной цивилизованной жизни постоянно натыкаешься на какую-нибудь систему. Система, мистер Трэверс, это раболепное подражание слепому тиранству законов, которые мы в неведении нашем называем естественными, некоего механического начала, управляющего миром с помощью неумолимых общих правил, без малейшего уважения к благоденствию индивидуума. В силу естественного закона одни существа питаются другими и крупные рыбы пожирают мелких. Но для мелких рыб система эта весьма тягостна. Каждая нация, каждый город, каждая деревенька, каждое занятие - все имеет свою систему. Благодаря системе пруд кишит рыбой, причем большое число мелкой способствует увеличению размера одной крупной. Спасти одного пескаря от зубов щуки - благотворительность бесцельная. Вот я сейчас хотел сделать то, что мне казалось самой простой вещью на свете - попросить джентльмена, такого же доброго по натуре, как и я сам, разрешить старухе сдать свое жилище достойной молодой чете, а мне - заплатить из собственных денег требуемое отступное. И что ж? Я натолкнулся на систему и нарушаю все законы, по которым повышают арендную плату и улучшают имение. Вам нечего жалеть, что вы не побили Тома Боулза, мистер Трэверс. Вы побили его победителя, и я отказываюсь от всякой мечты о дальнейшем вмешательстве в естественные законы, которыми управляется деревня, которую я так бесплодно посетил. Я хотел удалить Тома Боулза из этой мирной общины. Теперь пусть он возвращается к своим прежним привычкам, женится на Джесси Уайлз, что, вероятно, и сделает, а потом...