Марианна Гончарова - Чёрная кошка в оранжевых листьях

В горах, если выпадал снег, дороги так заносило, что люди оставались долгое время как на острове. В областной центр можно было доехать только на вездеходе. Светкин отец ужасно изобретательный. Ему в голову пришла абсолютно гениальная идея — Лев Толстой, «Война и мир». Все письма там были написаны на куртуазном французском, а в сносках — перевод. И тогда они решили выбрать оттуда хотя бы пару фраз для вежливого ответного письма.

Все разбежались по комнатам, вооружившись томами Толстого, закладками и карандашами — отмечать подходящие места. Каково же было их разочарование, когда выбрать удалось всего две подходящие фразы: «Магазины пусты. Дороги непроходимы».

Старик стал звонить им.

— Бонжур, — говорил он тихим дребезжащим голосом, что означало: «Мне одиноко. Зрение падает. Макушка лысеет. Газета не радует».

— Бонжур, — отвечала Светка, что означало: «Магазины пусты. Дороги непроходимы».

— Же там, — говорил старик, что означало: «Да! Чуть не забыл: мы же одной крови!»

— Мерси, — отвечала Света, что означало: «Мы — одной крови, но нам ничего не надо».

— Оревуар, — прощался старик, что означало: «Позвоню еще, если буду жив».

— Оревуар, — это Света, что означало: «Конечно, конечно, звоните в любое время».

Именно этот вот Светкин титулованный двоюродный дедушка и прислал в подарок мадемуазель Жюльетт-Марион. Уже далеко не юную, но хорошо сохранившуюся девицу. С ней в компании выросла сама Светка, потом, подреставрировав личико и ладошки с растопыренными пальцами, она подарила ее своей старшей дочери Тане. Младшая Наташа только ей открывала все свои тайны. А потом кукла-ветеран была подарена Лине. И моя дочь приняла ее в качестве лучшей умудренной прошлым опытом подруги. Линкина бабушка, подремонтировав мадемуазель-пейзанку в очередной раз, вшила в ее мягкое тельце красное бархатное сердечко. И сейчас, когда на нее смотришь долго, кажется, что она дышит.

Ритка — ученица моей мамы. Они подружились на почве английского языка и еще на почве обаяния моей мамы и Риткиного чувства юмора. Они так хорошо дружили, что и дня не могли друг без друга обойтись. Надо сказать, что мою маму вообще очень любят все ученики. Есть у нас в доме одна фотография — виньетка выпускного класса. Выпуска 1964 года. Там все девочки (практически все они — наши с сестрой няньки) сфотографированы в одинаковых кофточках, очень стильных, импортных. Просто удивительно, где они столько таких красивых одинаковых кофточек раздобыли. Кстати, и фотография моей мамы была на этой виньетке. И мама тоже была в такой же стильной кофточке с бантиком. Так чтоб вы знали — это была одна и та же кофточка. Девочки надевали ее по очереди и фотографировались. Это была мамина кофточка. Теперь поняли?

Да, так вот мы с сестрой приняли Ритку практически в качестве старшей сестры. Родители часто оставляли нас на нее.

— Ри-ита! — орала я из соседней комнаты. — Как пишется: шыколад или шеколад?

— Шо! — в ответ Ритка. — Шоколад. А что?

— А ничё-ничё. Я пишу список, что ты мне должна купить, чтобы я не говорила маме, что к тебе сюда Олег приходил, и чтобы моя мама не говорила твоей маме.

Мы с сестрой писали:

Шик о лад.

Рисовачку (эту книжку заказывала сестра, там надо было раскрашивать рисунки).

Свяжи нам платье для Кучинской (Кучинская — это была кукла-гимнастка).

Тут мы с сестрой расходились в желаниях, я хотела белое, сестра — красное.

Нарисуй нам бумажных кукол, чтоб вырезать им платья.

В воскресенье пойдем с нами гулять далеко, и чтоб ты нам рассказывала что-нибудь.

И тогда мы ничего не скажем маме.

А в конце я приписывала:

А когда ты уже окончишь институт, тогда привези мне складной зонтик, который из маленького делается большим-большим. И цветным.

У меня тогда был только смешной клеенчатый китайский зонтик на бамбуковых тростях.

И я получала свой шОколад на следующий день. И платье для куклы. И бумажных красавиц. Риткин брат Женя был художником, поэтому наши куклы были лучшие во дворе. И конечно, Ритка уводила нас гулять и рассказывала много чего интересного. Мы были страшными шантажистками. Хотя все это делалось только потому, что мы хотели, чтобы Рита принадлежала только нам. И никаким всяким Олегам.

Сейчас Рита со своим Олегом живет в Бангладеш. Пишет мне удивительные письма. Там, в Бангладеш, к ней в дом пришла собака. Пришла, стала ненавязчиво кокетничать, юлить, подлизываться. Рита долго крепилась, держала нейтралитет, мол, я тебя не знаю и знать не хочу. Но собака была с характером и дело свое знала очень хорошо, она принялась защищать Ритку от муравьев и соседей. И однажды Ритка расслабилась, ну была в хорошем настроении и ей подмигнула. Собака поняла это как входи, живи, чувствуй себя как дома .

Ритка наша добрая и очень красивая. Она как улыбнется на базаре, там у бенгальцев температура сразу повышается. Продавцы все бросают и за ней несколько километров бегут, чтобы всучить какой-нибудь залежалый товар за бесценок, но втридорога… И Ритка на третьем километре такого преследования обычно жалеет бенгальца, ну что он, маленький, бежит, тряпками размахивает и лопочет — они ведь все костлявые, коричневые, ленивые — останавливается она резко, оборачивается, бенгалец ей в объятья — шмяк! И застывает, как в раю. Ритка аккуратно бенгальца от своей роскошной груди отпихивает и вежливо спрашивает:

— Ну?! Какого черта?!

А тот как начинает перед белой красавицей хвастаться своим товаром, он же на себе тянул все три километра, когда за Ритой бежал. Это в плохие дни. А в удачные за Риткой бежит полбазара. Их даже не останавливает, если Рита в машину садится, — они тогда догоняют автомобиль и в окна стучат зазывно, мол, отвори потихоньку калитку… И покупает Ритка у них какую-нибудь циновку там или еще что-нибудь. На такой вот циновке поселилась у нее та самая большая длинная толстая и желтая собака. Как, вы думаете, можно назвать большую длинную толстую и желтую собаку? Правильно, Банан.

Банан отличался добрым нравом. Исключительной верностью. И проявлял стойкую любовь к мусульманским обрядам. В преддверии рассвета он очень торопился во двор и внимательно смотрел на минарет, что высился неподалеку. Как только туда взбирался муэдзин, Банан не мешкая откашливался, плотно усаживался на хвост и принимался вдохновенно вторить, распевая во все горло сладостную хвалу Аллаху. За что неоднократно был бит оскорбленным местным населением. Но пристрастию своему не изменил. Даже самая вкусная котлета, даже очаровательная соседская болонка-француженка Корова не могли отвлечь Банана от любимого занятия восхваления Всевышнего.