Александр Тараданкин - Последняя вода

Лишь на третий день, когда оба отряда, совершив ночной марш, снова оказались по соседству, Яблонских, наконец, принял Штеккера более милостиво, пошел на откровенный разговор. Август услышал то, что в общих чертах уже знал от солдат полковника. Яблонских был офицером-власовцем, и с советским строем у него якобы имелись свои счеты. Сюда его забросили для выполнения какого-то задания лица, которых он называть не должен, но имеющие четкую установку Берлина. Для какого задания он сюда прибыл, Яблонских не сказал, и Штеккер понял, что расспрашивать бесполезно.

Через несколько дней, после серии встреч, Яблонских согласился на предложенное Штеккером объединение команд в единый «отряд» для совместных действий. Учитывая боевой опыт полковника и его чип, порешили, что Яблонских будет командиром, а Штеккер его заместителем. При этом они договорились, что все важнейшие вопросы будут обсуждать сообща и, только придя к единому мнению, принимать решение.

…Итак, первая половина плана удалась. Инсценировка боя в деревне была принята бандитами за чистую монету. Таким образом, советский разведчик, он же «полковник Яблонских», стал главой крупного «отряда» отъявленных негодяев. Только сорок человек были его надеждой и опорой. Евгений Иванович правильно оценил создавшуюся обстановку. Любой неверный шаг его или его людей мог погубить товарищей и всю операцию.

А операция эта имела исключительно важное значение. Банды недобитков, оставшиеся в советском тылу, терроризировали население Литвы: грабили, убивали, мешали налаживать разоренное войной хозяйство. Банды кочевали с места на место, и не просто было установить их тайные передвижения и конспиративные связи. Только теперь, оказавшись в логове врага, стало возможным определить базы и подготовить окружение и ликвидацию банд малой кровью.

Мирковский был предельно внимателен и играл свою роль безошибочно. Прежде всего он начал проявлять непримиримый и жестокий характер, требовал железной дисциплины от каждого, категорически запретил пьянство.

Штеккер не мог не оценить по достоинству этих качеств сурового «власовского офицера». Да, конечно, дисциплина была необходима в тех обстоятельствах, в которых они находились. После первого же случая нарушения приказа, когда несколько бандитов, раздобыв на каком-то хуторе спирта, напились и учинили драку, Яблонских потребовал суда и расстрела провинившихся.

— Я расцениваю это как предательство, ведь с пьяных глаз они провалят всех нас. Терпеть это — все равно что танцевать босиком на лезвии бритвы, — заявил он Штеккеру. — Предоставляю вам право самому разделаться с негодяями. Нужны жесткие меры, самые жесткие.

Август пытался было возражать, но Яблонских настаивал.

— Если вы так оставите дело, Штеккер, то завтра перепьется весь отряд. Дурной пример заразителен. Без дисциплины мы с вами быстро окажемся в руках НКВД. Вам этого хочется?.. Если бы это касалось моих людей, я бы не выглядел такой тряпкой, какой мне представляетесь сейчас вы…

Вторым условием полковника — он ссылался на установку, полученную свыше, — была выжидательная тактика. Иными словами, Яблонских считал, что до поры до времени отряд не должен предпринимать решительных действий, а выжидать перемен на фронте. На это, как он знал, тщетно уповал его заместитель.

Но вскоре Штеккер начал бунтовать. Скрипя зубами, он слушал сводки Советского Информбюро о новых победах советских войск. Передачи из Берлина выдавали отчаяние и растерянность, которые царили в Германии. Там подчищались последние людские резервы.

— Мы больше не можем ждать перемен и сидеть тихо, как мыши, мы должны действовать! — настаивал Штеккер. — . Тормошить врага и беспокоить его. Он, наверно, уже не остановится…

Яблонских возмущался:

— Как вам не стыдно, Штеккер! Вы немец, и так говорите. Если у вас есть хоть какие-то перспективы на будущее, то у меня их нет вообще. А ваши наскоки — это чепуха. Надо выжидать, копить силы для солидной операции, на которой не обидно будет даже свернуть шею.

А время шло. Отряд менял дислокацию и на лесных дорогах встречался с другими бандами. Иногда устраивались совместные совещания. Небольшие группы недобитков — гитлеровцев и изменников Родины, рыскавшие в ту пору по Литве, — лихорадочно искали хозяина, искали, кому бы предложить свою облезшую шкуру. И Яблонских милостиво соглашался принять их к себе. Вскоре банда насчитывала свыше четырехсот человек.

Все это входило в тактический план разведчика и соответствовало установке, полученной, естественно, не из Берлина, а из Москвы. «Отряд» представлял собой как бы непрерывно разраставшийся снежный ком. Благодаря этому районы Литвы, где побывал Яблонских, очищались от разрозненных небольших банд. Полковник время от времени демонстрировал свою «прозорливость» и опыт. Штеккер не раз восхищался чутьем русского офицера, который так ловко «угадывал» планы советских подразделений, охотившихся за «отрядом», и выводил его из-под удара.

А как решительно Яблонских расправился с захваченным в плен русским милиционером — сам допрашивал, а затем приказал расстрелять.

Евгений Иванович хорошо помнил тот день. Бандиты захватили на дороге милиционера и привели к нему. Что было делать? Как спасти человека и в то же время не выдать себя? Он стал орать на парня, угрожать ему. А душа разрывалась на части, хотелось сказать: «Извини, дружище, потерпи. Иначе не могу». А потом громогласно приказал Валентину Семенову, с которым сражался вместе еще на Украине, «расстрелять негодяя». Семенов понял с полуслова. Вместе с тремя верными бойцами он увел милиционера в лес и…

Милиционера толкнули в спину: «Иди!» Он пошел. Сзади прозвучали выстрелы, он закрыл глаза, но — что это? — пули просвистели высоко над головой. Он бежал, а сзади стреляли и стреляли, но все мимо…

Семенов с друзьями тут же рассказал в «отряде», что, когда они «пустили в расход» милиционера, якобы напоролись на засаду и еле ушли. Выстрелы всполошили бандитов, и Яблонских приказал немедленно уходить.

Прошло около месяца с того времени, как Мирковский стал «атаманом». Теперь ему тут верили. К нему стекалась вся информация профашистского подполья. Он уже знал, где были базы других бандитских групп, знал адреса явок в городах, имена тех, кто поддерживал бандитов. Таких, правда, были единицы, но были.

Приближался день, когда полковник Яблонских снова должен был стать тем, кем был на самом деле. Что уж там, нервы пошаливали. Скорей бы! Евгений Иванович оставлял в установленных местах донесения и ждал. Ждал сигнала…

— Не хотите развлечься? Любопытный трофей… — С этими словами Штеккер втолкнул в помещение белобрысого парня. — Его встретили в лесу мои разведчики.