Александр Тараданкин - Последняя вода

И ему вдруг стало страшно, так страшно, что захотелось кричать. «А что, если его уже заметили и ждут? Как зверя ждут в засаде». Он перестал грести и с ужасом уставился на берег. Потом повернулся и быстро, как мог, поплыл назад к скале. Только одна мысль теперь мучила его: спрятаться! Он сам не знал, чего так испугался, судорожно перебирал руками и плыл назад.

Добравшись до скалы, уцепился за небольшой выступ, перевел дух. Стало совсем светло. Теперь нечего было и думать о береге. Оставалось ждать следующей ночи.

Человек прикрепил мешок к поясу и лег спиной на плотик. Усталость давала себя знать, нервное напряжение требовало разрядки. Он задремал. Но дремал недолго: в море послышался шум мотора. «Заметят? Все равно, будь что будет». Закрыл глаза и ждал. Опять стало тихо. «Не заметили».

В полдень подул свежий ветер. Волны раскачивали его на плотике, то бросая на скалу, то стремясь утащить в море. Соленые брызги слепили глаза, попадали в рот. Он судорожно цеплялся за камни…

…Майкл Огден был внешне спокоен, пока подводная лодка возвращалась в район, откуда на катере его домчали до маленького городка на островах. Теперь ему предстояло ждать известий от агента.

Однако по мере того как приближалась долгожданная минута, майор начал нервничать.

— Включайте рацию, сержант! — приказал он.

Радист щелкнул тумблером и начал выстукивать условный сигнал: «Русалка», «Русалка». Я «Нептун», отвечай».

Но «Русалка» молчала…

В начале июня лето, наконец, взяло свое. Солнце оказалось сильнее туч. Ярче становилась листва, и в траве менялись узоры цветов. Как-то удивительно скоро пришла пора сенокоса. В свободные от службы часы пограничники ходили помогать друзьям на луга, которые находились неподалеку от заставы.

…Яблочкин задумчиво жевал травинку и, не спуская глаз с девушки, слушал ее рассказ.

— А мама так и не поправилась, — продолжала Наташа. — Она умерла перед самым концом войны. Шел мне тогда девятый год. Ну, а потом вернулся из-под Берлина отец, бравый такой, с орденами. Как узнал о смерти матери, никак не мог успокоиться. Гладит меня, бывало, по голове, а сам где-то далеко-далеко. Не захотел оставаться там, уехали мы с Ладоги сюда, на Сахалин. Папа ведь до войны был рыбаком… Пойдемте, Саша. Глядите, уже все работают…

Когда спину начало ломить от усталости, над полем зазвенел высокий голос поварихи: «Обед гото-о-ов! Как бы не просты-ы-ыл!»

Обтерев косы травой, все двинулись к костру.

После обеда молодежь окружила старшего лейтенанта Фрусловского. Он знал много интересных историй из пограничной жизни и умел их рассказывать. Сейчас все тоже надеялись услышать что-нибудь новенькое.

Фрусловский неторопливо закурил и начал:

— Сегодня в перерыве Иван Демченко сел со мной рядом и говорит: «Вот вы все о бдительности нам толкуете, дескать, если живешь рядом с границей, смотри в оба», рассказал, как задержал он недавно одного подозрительного. А тот в амбицию — чего, мол, пристал. Но Демченко парень, как мы знаем, настойчивый. Повел того незнакомца в правление колхоза, а там опознали в нем заготовителя из рыбтреста, который обещал жаловаться большому начальнику и заметил Чепурному: «Что это у вас все пацаны с ума посходили?» — «Стыжусь, — говорит мне Ваня, — на смех подняли меня». Был такой разговор? — спросил Фрусловский у Ивана.

— Ну, был, — буркнул парень.

— Так вот, — продолжал офицер, — какой же сделал из того случая рыбак вывод. «Не буду, говорит, больше позориться, людей смешить. Какой дурак сюда полезет?»

— Ну и верно! — задиристо отозвался Демченко.

— А теперь послушайте. Прошлым летом появился неподалеку от границы мужичок. Ну, одежонка так себе, обычная. Бродит возле сопок, никому вроде не мешает. Увидели его две девушки из ближнего села. Подошли, спрашивают: «Вы чего здесь, мил человек, делаете?» А он им: «Черемшу собираю», — и показывает сколько набрал. «Не знаем что-то мы вас, дядя. Есть ли у вас разрешение здесь ходить?» Он им справку достает.

— Да это ведь вы про Наташу с Лилей рассказываете! — не выдержала повариха. — У них все так и было.

— Вот именно, Юлия Никитична. Угадали, про них речь. Не поверили тогда девушки этой справке, потребовали от незнакомца, чтоб с ними пошел. Отказался. Они тут же на заставу сообщили. И правильно сделали.

— Ну и что же из этого? Кем же он оказался, этот мужчина? — спросил Демченко.

— Очень темной личностью, Ваня. Много плохих дел за ними числилось. Разыскивали его, оказывается, органы милиции. А собирался тот тип за границу махнуть. Лодку подыскивал, и в котомке все у него было для долгого пути.

— Да ну? — Ваня даже привстал.

— Вот те на! Только дело это, конечно, не простое, наш кордон обойти.

— А знаете, Николай Петрович, почему Демченко с вами такой разговор завел? — заметил моторист сейнера Костя Раскатов. — Он же лентяй, каких свет не видел, спать горазд, страсть как любит ухо придавить. А в наряд назначили. Вот он и философствует.

— В какой наряд?

— В ночной. Мы тут решили, пока сено косим, по ночам дежурных выставлять. Берег недалеко, вот и будет вроде как помощь пограничникам, второй заслон. Вы же сами объясняли, что международная обстановка тут у нас складывается сложная, что нужно ухо востро держать…

— Ну, молодцы! — похвалил комсомольцев Фрусловский. — Второй заслон — это хорошо, спасибо, ребята. Только с нами теснее связь держите.

Уже смеркалось, когда пограничники, распрощавшись с друзьями, отправились на заставу. Наташа Короткова и Ваня Демченко — ночной патруль первой смены — пошли их провожать.

В три часа ночи, когда дежурство Наташи уже близилось к концу, небо прочертили две белые ракеты. Они дугой поднялись вверх со стороны берега, рассыпались мелкими искорками.

— Ваня, видел? — встрепенулась Наташа.

— Конечно. Бежим скорей, разбудим наших.

Они помчались к шалашам, в которых спали товарищи, принялись тормошить их.

— Ракеты! Тревога!

Этих слов было достаточно. Одеваясь на ходу, комсомольцы хватали в руки что попало — косы, грабли, вилы — и бежали к берегу. В руках Наташи оказались вилы. Она бежала в темноте, не обращая внимания на больно стегающие по лицу ветки кустов, спотыкаясь о камни, бежала и почему-то все время думала о Саше: вдруг с ним что-нибудь случилось?

В эту ночь к заливу, что южней скалистого мыса, были направлены в наряд Павел Шелков и Николай Хлыстенков. Над морем шевелился седой туман, жался к воде, скрывая легкую зыбь. Ее было видно лишь у берега, где туман отступил. Вдали, над белой пеленой, выделялось продолговатое пятно — вершина скалы. Луна, выкатившись на небо еще засветло, теперь уже собиралась на покой.