Александр Тараданкин - Последняя вода

— Ну как вам понравилось в дивизионе? — спросил меня как-то заместитель начальника училища полковник Феликс Николаевич Горлинский. В тот вечер мы ходили с ним по классам, заставляя в них «разговаривать стены». Вопрос такой из уст Горлинского был мне понятен. Феликс Николаевич сам был тут командиром дивизиона и с присущей ему энергией создавал возможный уют в старом уже помещении, мало похожем на то светлое здание, в котором живут теперь курсанты. И нынешний полковник сам некогда именно здесь, в Бабушкине, надел лейтенантские погоны. Потом основательно объездил границы — от западных до Курил, через пятнадцать лет был направлен сюда, чтобы воспитывать будущих офицеров. Феликс Николаевич горячий энтузиаст всего нового, что приходило сюда, — от совершенствования учебного процесса до курсантского быта.

Понравилось ли в дивизионе? Бесспорно. Живут сейчас курсанты в просторных помещениях, где много воздуха и света. Здесь широкие коридоры, прекрасно оборудованные Ленинские комнаты и залы для самостоятельной работы и отдыха, библиотека. Современная мебель, пианино, на лакированных стеллажах несколько баянов, аккордеонов, большой, последней марки, телевизор.

А какие тут комнаты бытового обслуживания! Любо зайти. Чистота, порядок. Тут тебе и зеркала, чтобы видеть, какова у тебя выправка и как сидит на тебе одежда. И набор утюгов, и все необходимое для чистки «до сияния» сапог и пуговиц.

Надолго запомнилось теплое солнечное утро в одном из дивизионов. Это был конец весны. Комната бытового обслуживания в тот день была особенно «популярна»: всем хотелось поглядеть на себя в офицерской форме. В первый раз вчерашние курсанты должны были перешагнуть порог казармы в лейтенантских погонах и пройти по Москве, полюбившемуся на всю жизнь городу, где всегда ощущается стремительный ритм жизни, вечное горение людей, их страстное стремление откликнуться на события дня.

То теплое утро действительно было необычайно приветливым. Словно по заказу прекратились дожди, лившие над Москвой несколько дней подряд, и вымытая зелень деревьев стала такой яркой и праздничной, словно хотела доказать свою причастность к цвету пограничных войск, напомнить выпускникам, что скоро не улицы городов, а сень зеленых зарослей будет их союзницей на многих дальних тропах.

В то памятное майское утро молодые лейтенанты во главе с командованием училища — генералами и офицерами, одетыми в парадную форму, — ведь это был праздник для всего училища — отправились на Красную площадь, к Ленину.

Немного статистики. Когда дивизион, о котором идет речь, только сформировали, в нем среди курсантов было три кандидата в члены партии, остальные комсомольцы. Сейчас, накануне выпуска молодых офицеров, партийная организация дивизиона вобрала в себя почти всех курсантов. Люди выросли идейно, впитали в себя великие заветы Ильича. В училище формировались не только знающие и умелые командиры, но и убежденные коммунисты — носители передового марксистско-ленинского мировоззрения.

Свой путь в большую жизнь, свою службу по охране границ они начинали с Красной площади, возложив венки у входа в Мавзолей. Торжественно сошли по ступеням вниз, и это была молчаливая клятва верности делу Ленина, Отчизне!

И еще — мраморная площадка у Кремлевской стены в Александровском саду. Цветы Неизвестному солдату, у могилы которого горит Вечный огонь, — благодарный поклон героям, отдавшим свою жизнь за свободу Родины, — великой Советской Родины, границы которой предстояло теперь охранять им, молодым лейтенантам в зеленых фуражках.

Навсегда, в этом нет сомнений, останется в их сердцах тот день. И яркое солнце, и Мавзолей, и улыбающаяся Москва, и последние напутствия своих офицеров и генералов, и медь оркестра на плацу и в зале, где они впервые танцевали в лейтенантских погонах.

Две звездочки на погонах — это совсем не просто. И это только начало жизни советского командира-пограничника, у которого не бывает простых и легких дорог. А есть только один путь — славный путь!

В донесениях своему командованию гитлеровские коменданты и гарнизонные начальники по-разному докладывали о силах неуловимого отряда. Некоторые называли его батальоном, другие — полком, а были и такие, которые считали, что в тылу у них действует по меньшей мере дивизия. Одни указывали, что подразделение партизанское, другие, что имеют дело с крупной частью регулярных советских войск, сброшенной на парашютах…

Доказать что-либо было невозможно: ни разу за много месяцев ни карателям, ни службе гестапо, ни полицаям не удалось захватить хотя бы одного человека, имеющего отношение к этой таинственной и бесстрашной советской части. Она появлялась то в одной, то в другой областях Украины, стремительно совершала дерзкие налеты и исчезала. И там, где она побывала, гитлеровцам плохо спалось, а местные силы сопротивления становились активней, поднимали голову подпольные группы народных мстителей.

Когда возник и как появился этот отряд в тылу врага, сколько бойцов и в какое время было в нем, какие стояли задачи, достоверно мог рассказать лишь один коренастый, крепкий и внешне очень спокойный человек — Евгений Иванович Мирковский. Уж он-то хорошо помнил, как все это началось.

Капитан Мирковский был чекистом-пограничником.

А началось это так…

Весной 1941 года капитана Евгения Ивановича Мирковского направили учиться в Москву с румынской границы, где он служил в штабе пограничного отряда. Приехал в столицу, оформил документы. И тут случилось то, что нарушило не только его планы, но исковеркало жизнь и судьбы многих миллионов советских людей, заставило их взять в руки оружие…

Война!..

Для Евгения Ивановича это был двойной удар судьбы: он не находил себе места от мыслей, что в такую суровую для Родины минуту оказался вдруг в тылу. А еще — он потерял связь с семьей. В отряде, где он служил, остались жена Соня и трое ребятишек мал мала меньше. Когда уезжал в Москву, договорились, что, как только он устроится, вызовет их к себе. И теперь они без него у самой границы… Единственная надежда была на сослуживцев, на то, что они помогут его семье выбраться. Иначе беда. Фашисты не преминут расправиться с семьей офицера-пограничника.

Просил руководство курсов выяснить что-либо. Обещали помочь, отправили запросы. А ему было сказано, как и многим другим: «Учитесь, сейчас это особенно важно. Учите немецкий язык». Мирковский рос в Белоруссии и служил на западной границе, поэтому сумел изучить польский, немного литовский и давно уже штудировал немецкий. Теперь же, как ни муторно было на душе, находил в себе силы снова зубрить этот язык. Сводки с войны приходили неутешительные, и большинство слушателей-офицеров писали рапорт за рапортом с просьбой послать на фронт. Но ответ был, как правило, один и тот же: «Учитесь. И до вас дойдет очередь».