Александр Тараданкин - Последняя вода

И «лазарет» действительно нашли.

У села Комиссаровка Калужской области встретили красноармейца. Раненым его подобрали, приютили и выходили местные жители, и здоровье солдата шло на поправку. Он утверждал, что староста в селе человек честный и на врага не работает.

Тогда-то первый раз Мирковский и нарушил конспирацию, собрал население поселка вместе с назначенным немцами старостой.

— Помогите, с нами раненый, — обратился к жителям Комиссаровки Евгений Иванович. — А путь у нас далекий…

— Вылечим, командир, не беспокойтесь, — стали уверять колхозники.

А беспокоиться было из-за чего. Если немцы обнаружат Мороза, станет известно о всей группе, ее начнут преследовать. В том первом бою фашисты не могли узнать, кто сражался с ними.

Но так или иначе, о людях в белых маскхалатах гитлеровцы вскоре заговорили. «Белые призраки» наводили на них ужас. Пробиваясь все дальше в тыл, разведчики брали «языков», выясняли обстановку. В Москву по радио летели важные донесения: о движении по дорогам, о новых фашистских соединениях, следующих на фронт, о дислокации аэродромов, о моральном состоянии войск противника. Отправляли по радио сводки и шли дальше, останавливаться было нельзя. А над теми местами, где побывали «белые призраки», появлялись краснозвездные самолеты, нанося бомбовые удары по указанным Мирковским объектам.

Когда растаял снег, скинули халаты. К тому времени они уже добрались до Брянских лесов, в партизанский край. Однако передышка была недолгой. Их путь лежал дальше — на Украину.

Темной ночью отряд переправился через Десну и очутился в местах, крайне опасных для активных действий. Гитлеровцы сосредоточили в этом районе много карательных отрядов, стянули крупные полицейские силы, и местные партизаны, вымотанные в бесконечных схватках, вынуждены были оставить его. Для того и прибыли сюда из Москвы чекисты, чтобы показать врагу, что коммунистическое подполье живо, что оно действует. И группа Мирковского решительно принялась за работу.

Да, небольшая, но крепкая эта группа должна была создавать видимость действия нескольких летучих и связанных между собой подразделений народных мстителей и диверсионных групп. И это ей удавалось. Горели склады, взлетали на воздух хранилища боеприпасов, мосты, валились под откос эшелоны.

Фашисты предпринимали отчаянные попытки нащупать их. Высшее начальство отдавало местным начальникам приказы в кратчайший срок навести порядок. За головы каждого «десантника» было назначено тридцать тысяч марок, за голову командира — пятьдесят тысяч. Только марки не помогали, не находилось охотников среди советских людей выдавать разведчиков. Более того, местное население старалось оказывать всяческую поддержку бойцам Мирковского, сообщало об опасности, снабжало продуктами. А группа быстро меняла районы действий, ускользая из тщательно приготовленных гитлеровцами ловушек.

Позднее Евгений Иванович часто вспоминал о том, как пригодился ему опыт службы на границе. Там он, преследуя нарушителей, сам создавал им ловушки. Здесь же легко уходил из расставленных фашистами сетей, хорошо зная психологию преследователей. В пути отряд пополнялся новыми бойцами и рос изо дня в день. К концу лета, попетляв по вражеским тылам, он был уже у Чернигова.

Тогда и пришло сообщение: «Благодарим за ценные сведения. Считаем, что свою задачу вы выполнили…» Евгений Иванович собрал людей, огласил радиограмму. Когда утихло возбуждение, добавил:

— Нам разрешено добраться до ближайшего партизанского аэродрома и ждать дальнейших указаний.

— А может быть, оттуда в Москву? — взволнованно спросил кто-то.

— Не исключено, — ответил Мирковский.

Людей охватила радость. Шутка ли, восемь месяцев в тылу врага! Правда, командир высказал лишь свое предположение. Но всем хотелось верить, что будет именно так и скоро они смогут обнять родных и любимых, побродить по знакомым улицам столицы. Пусть это будет недолго, хоть один день, но будет.

До ближайшего партизанского аэродрома более двухсот пятидесяти километров, путь не прямой и не легкий. Но от мысли, что впереди, может быть, встреча с Москвой, прибавилось сил. Дошагали быстро, удачно обойдя все вражеские заслоны. Вскоре прибыл самолет. Мирковский, встречавший его, вернулся быстро, построил людей.

— Только что прибыла новая группа омсбоновцев. Парни замечательные, не хуже нас с вами, — бодро сказал Евгений Иванович, — но… опыта не хватает. И места эти для них незнакомые. Что будем делать?..

Никто не вымолвил ни слова. На него с ожиданием смотрела добрая сотня глаз.

— Товарищи, давайте говорить напрямик: кто чувствует, что не выдержит, или устал сильно, или нервы пошаливают, пусть летит, — сказал Мирковский. — Этого человека никто не осудит ни здесь, ни там. Ну, кто же? Шаг вперед!

Никто не двинулся с места.

Евгений Иванович хорошо понимал своих боевых друзей, понимал, как щемило их сердца в эту минуту. Ведь он сам уже столько времени не видел семью и так мечтал о встрече — но ведь война! И никогда еще он не был так благодарен этим людям, как сейчас, за эту их выдержку.

— Спасибо, друзья, — сказал Мирковский. — Иного не ждал. Значит, уставших и больных в группе нет? Тогда в Москву полетят только раненые…

В конце апреля сорок третьего года гитлеровцы, постоянно понукаемые приказами свыше о наведении порядка в оккупированных зонах, провели на Житомирщине серию карательных экспедиций, тщетно пытаясь сломить сопротивление подпольщиков, действия партизан. Они прочесывали леса, лютовали в городах и селах. Особой жестокостью прославились эсэсовский капитан Фохт Армин и гебитскомиссар Магес — фаворит гитлеровского палача Розенберга. За несколько дней до первого мая эти два самонадеянных начальника донесли своему командованию и объявили населению, что «…в Житомирской области не осталось ни одного партизана, те, кто сочувствуют партизанам, отправятся вслед за ними; отныне в Житомире воцаряются мир и спокойствие».

Свои карательные операции гитлеровцы назвали «первомайскими подарками населению области». И это, на их взгляд, образное выражение на все лады перепевалось местной газетенкой, выпускаемой под строгим цензурным контролем оккупантов.

Отряд Мирковского, к этому времени насчитывавший более четырехсот человек, находился под Овручем. Невидимые нити связывали его с подпольными боевыми группами, действовавшими на Житомирщине вопреки желаниям гитлеровских комендантов. Одной из важнейших задач в ту весну Евгений Иванович считал (и это было согласовано с Москвой): развенчать дутую легенду фашистов о разгроме партизанского сопротивления. Главным местом действия командир избрал сам областной центр.