Катрин Лове - Месье и мадам Рива

Взгляд Летиции становился скептическим, и, хоть она слушала меня, не перебивая, по движениям ее головы я все отчетливее понимала, как велика пропасть между моим рассказом о Рива и моими реальными отношениями со стариками, которых я видела-то пару раз по делу.

— Ты ищешь гуру, только и всего, — отрезала Летиция.

— Прости?

Я посмотрела на занавески, словно за ними крылось объяснение моего абсурдного поведения.

— Многие люди так делают, — продолжила Летиция, — выбирают какую-нибудь знаменитость и ассоциируют себя с этим человеком, считают незнакомца лучшим другом, думают, что знают о его намерениях и поступках все. Но ты натура эксцентричная и решила выбрать себе вместо суперзвезды или психа, как Елена, прибабахнутых старичков.

— Черт знает что, — раздосадовалась я.

— Узнаю твой стиль, — произнесла Летиция так задорно, что я смутилась.

Тут я заметила, что бутылка виски опустела, подобно нашим стаканам. Алкоголь постепенно начинал замедлять мое кровообращение, и мне не нравилось это ощущение. Летиция, напротив, порозовела и выглядела энергичной.

Я заплакала и сама себе удивилась, потому что давным-давно этого не делала.

Летиция секунду подождала, затем стала шарить рукой по кровати в поисках бумажных платочков. Протянула мне упаковку, глядя в сторону.

Шумно сморкаясь, я сообщила о том, что Алексис Берг выпрыгнул из окна.

Летиция повернула голову и взглянула на меня так, словно я не я, а какой-то инопланетянин.

Я повторила, что Алексис Берг выбросился из окна. Я объяснила, что не знаю, из какого именно окна он прыгнул, но знаю, чем все закончилось, поскольку ездила в больницу и говорила с травматологом, неким профессором Каппелем, который не позволил мне навестить Алексиса и отказался его фотографировать.

— Ты с ним порвала?

На этот раз уже я посмотрела на Летицию с изумлением.

— Я знаю про вашу историю, — произнесла она, изо всех сил скрывая нахлынувшие чувства.

Я не понимала, откуда у моей подруги такие сведения, учитывая, что кроме меня и самого Алексиса о нас никто не знал, а мы, разумеется, не стали бы называть безобидную интрижку историей.

— Алексис ко мне заходил, мы разговаривали, — объяснила Летиция.

— Он заходил?

— Да.

— Когда?

— Не знаю. Неделю назад. Может, дней десять.

— И что он тебе сказал?

Тут Летиция вдруг вскочила с постели.

Словно я не сидела рядом с ней, словно у нее не болела спина, она бросилась к шкафу, достала вещи, молча оделась, направилась в ванную, вскоре вернулась оттуда с накрашенными глазами и забранными волосами, посмотрела на меня почти возмущенно — я-то до сих пор сидела на краешке кровати с платком в руках.

— Эй, шевелись, мы уходим!

Снова пошел дождь. Летиция вела машину не слишком умело, но неуклонно. По поводу пункта назначения она не сказала ни слова, а я не спросила. Я просто тихо сидела на своем месте, воздерживаясь от замечаний и стараясь не вскрикивать на каждом рискованном повороте. Внезапно Летиция затормозила перед пешеходным переходом. Перед нами продефилировала группа людей в костюмах и в галстуках, с большими зонтами в руках — они словно только что вышли из какого-то министерства или с семинара по фармацевтической промышленности.

— Взгляни на них, — воскликнула я. — Они выглядят такими уверенными в себе!

Летиция повернула голову и посмотрела на меня с недоумением, как смотрят на человека, внезапно сменившего амплуа и совершенно не в тему подавшего голос.

Я быстренько добавила, что меня поражала динамичность и самоуверенность, вернее уверенность этих людей в стабильности, в том, что жизнь никогда не изменится.

Летиция вновь сосредоточилась на дороге и сжала руль.

— Я вижу лишь хорошо одетых людей, которые пытаются не промокнуть, — заявила она, взвесив каждое слово.

Я сказала, что часто наблюдаю за людьми, которые куда-то очень спешат, бегут по улице, боятся опоздать на встречу, на мероприятие, и мне хочется представить себе этих людей спустя двадцать или тридцать лет на этой же улице, на этом же пешеходном переходе.

— Зачем? — резко спросила Летиция.

Я не знала, что ответить.

— Ты представляешь их мертвыми? — снова заговорила она. — По-твоему, многие из прохожих умрут через тридцать лет? Или, может, ты забавляешься, представляя их с ходунками?

Я молчала.

— Знаешь, врачи решили теперь вживлять людям чипы, — продолжала подруга. — Так что можешь оставить свои воображаемые ходунки и костыли. Не понимаю, зачем представлять себе страшное будущее. Реальность и без того… — Летиция выдержала короткую паузу, затем прошептала: — Лично мне хватает реальности.

И хотя мне не следовало развивать эту тему, я уточнила, что наблюдаю не только за прохожими, но и за собой, за нами, представляю, какими мы будем в старости, как мы будем относиться к тому, что провели свою жизнь на бегу, выполняя одну обязанность за другой, глядя лишь в будущее, уверенные в том, что никаких глубинных изменений в нашей жизни не произойдет, мы сами не изменимся, не изменятся наши интересы, наш статус, наша семья, общество, страна, мироздание.

Летиция нервно засмеялась.

Затем она спокойно заявила, что и старые, и молодые безнадежны.

— Ты тоже, — кивнула она на меня, — и когда тебе стукнет восьмой десяток, мы будем продолжать бегать как угорелые, утверждая, разумеется, что мы наслаждаемся размеренной жизнью, любуемся травкой и цветочками и все такое, ведь у нас ранимые, тонко чувствующие души, как у поэтов, а на самом деле, — вскричала Летиция, — мы будем по-прежнему за чем-то с утра до вечера гоняться, мы, мнимые поэты в компании настоящих поэтов, не замедлим шаг ни на секунду, потому что такова человеческая природа, мы вынуждены быть безумцами, у нас нет выбора, — почти завизжала Летиция, снова остановившись на светофоре, — мы обязаны стать безумцами, понимаешь?

— Понимаю, — тихо ответила я.

— Мы должны быть безумцами, чтобы жить, — продолжала моя подруга, — иначе мы закончим, как Алексис, наберемся смелости и сиганем, чтобы остановиться раз и навсегда… Бедный, бедный Алексис, он потерял себя, — взвыла Летиция, изо всех сил вцепившись в руль.

Я опустила голову и принялась рыться в рукаве в поисках платочка, который туда засунула.

— Только бы Алексис умер, — сказала Летиция.

Мы тронулись, и Летиция, казалось, погрузилась в себя, но ненадолго, вскоре она снова подала голос, безо всяких логических связок сообщив мне, что мы держим курс на улицу Элмер-Фрессер, а точнее, в офис нашей драгоценной компании — прямиком к директору Седрику-Мартену Д. Пирмезу, с которым у нас не назначена предварительная встреча, но Летиции, да, Летиции Ланг есть что сказать этому уроду.