Эрин Стюарт - Шрамы как крылья

Пайпер раздраженно смотрит на меня.

– Ты вообще слушала мою «Огненную смесь»? Это же из песни группы «Аттикус», это мой гимн! – Пайпер выгибает спину, и крылья на ее спине шевелятся вместе с лопатками. – Я теперь феникс.

И она рассказывает, как вчера Асад возил ее в тату-салон. В груди появляется какое-то мелочное чувство, и даже не знаю, кому я больше завидую: Асаду потому, что он пошел с Пайпер, или Пайпер из-за прогулки с Асадом.

– Я могла бы сходить с тобой.

– Ты не умеешь водить машину. И я отчетливо помню, как ты говорила, что никогда намеренно не оставишь меток и шрамов на своем теле. К тому же Асад такой доверчивый, и он сделает что угодно для кого угодно. Так как тебе тату?

Я касаюсь теплой розовой кожи вокруг линий.

– Больно было?

– Бывало и хуже, – заявляет Пайпер. – Классно же, да? Даже если я не смогу ходить, я смогу летать.

– Ты сможешь ходить.

Она дергается, когда я касаюсь татуированного крыла.

– Тебе придется, потому что я собираюсь выйти на сцену и ты должна устроить мне овацию стоя.

– Кажется, кое-кто стал верным адептом групповой терапии, – глядя на меня через плечо, замечает Пайпер. – А в следующий раз ты скажешь мне, что наконец-то обрела новую нормальную жизнь?

Опустившись на колени, я собираю клешнеобразной рукой крупные осколки стекла и бросаю их в мусорную корзину.

– Пока еще нет. Но впервые за долгое время я верю, что это вообще возможно. – Я разглаживаю фотографию, положив ее на стол. – Знаешь ли, мне тоже пришлось заново учиться ходить. После комы и еще раз после того, как мне пересадили большой палец с ноги на руку. И оба раза я чуть не сдалась. Знаешь, почему я довела дело до конца?

– Потому что у тебя не был сломан позвоночник?

– Потому что я не хотела добавлять способность ходить к списку вещей, потерянных в огне.

Я выпустила из рассказа часть про медсестру Линду, у которой был густой южный акцент, огромная грудь и не менее гигантское упорство, – она неделями заставляла меня ходить. Также я не упомянула, насколько болезненными были первые шаги: кровь хлынула в вены и капилляры, которые несколько месяцев были расслаблены. По ним словно огонь понесся, выжигая все на своем пути.

– Видишь ли, я верила, что смогу, и сейчас верю в тебя.

Пайпер смотрит на меня так, будто у меня выросла вторая голова.

– Можно мне поговорить с Авой? Ну, с той моей подругой, у которой стакан всегда наполовину пуст и которая обожает себя жалеть. Можно? Потому что я не понимаю, откуда тут вдруг взялась маленькая мисс Счастье.

Дверь распахивается, и Пайпер тут же перестает улыбаться. Она одергивает майку, но поздно. Вошедшая в комнату мать задирает ее обратно.

– На позвоночнике? Серьезно? После того, что сказал вчера доктор, ты позволила втыкать туда иглы? Ты что, убить меня хочешь? Или себя?

Пайпер опускает майку.

– Это мое тело.

Ее матери ответ не нравится, и она начинает звать какого-то Фрэнка. Вскоре в комнату вваливается взъерошенный мужчина с мутными глазами.

– Ты только глянь, что на этот раз твоя дочь сотворила с собой!

Несмотря на сопротивление Пайпер, она вновь оголяет ее спину. Мужчина какое-то время бессмысленно таращится на татуировку и уходит со словами:

– Когда у нее начнется заражение крови, тогда и буди меня.

Мать Пайпер просит меня уйти. Перебравшись в кресло, Пайпер провожает меня до порога. Ее мать ждет в коридоре, сложив на груди руки. Я словно смотрю одну из передач про животных, что так любил мой отец, в которой две альфа-самки собираются биться за территорию.

– Жизнь не похожа на мюзикл, верно? – говорит Пайпер, когда я спускаюсь по пандусу, пытаясь не поскользнуться на внезапно выпавшем снеге.

– Поверь мне, Пайпер, все наладится, я просто…

Я оборачиваюсь и понимаю, что меня не слышат – Пайпер уже закрыла дверь.

3 апреля

Впервые я пошла,

потому что кто-то умер.

Ужасно, я знаю.

Но это правда.

Медсестра Линда каждый день пыталась поставить меня на ноги.

«Не сегодня», – говорила я.

«А когда?»

«Когда я буду готова».

«Что-то не верится».

И все по новой.

А потом умер Бобби.

Ночью я проснулась от криков.

«Он перестал бороться», – сказала Линда.

Я почти не знала его.

Какая-то лежащая в соседней палате мумия.

Люди в белых халатах увезли Бобби.

Его лицо скрывала белая простыня.

Какая-то женщина собрала его «личные вещи».

Я и не знала, что он был совсем рядом со мной, когда

перестал бороться.

Я не хотела сдаваться.

Я хотела бороться –

и начала со следующего:

меня не увезут на каталке

посреди ночи,

под белой простыней,

как одну из многих.

Я уйду отсюда

на своих двоих.

Когда наутро снова пришла Линда,

я уже сидела на краю кровати.

«Я готова».

У меня меньше недели на подготовку к прослушиванию.

Кора помогает мне с репетициями и советует прочувствовать слова, позволить им течь сквозь меня. Я напоминаю ей, что это школа, а не Бродвей.

– Извини, просто я так рада, что ты попросила меня о помощи. – Она наигрывает мелодию на пианино. – После возвращения в школу ты все время занята. Я начинаю ощущать себя бесполезной.

– Бесполезной? Да ты одна стоишь целой команды чирлидерш.

Кора смеется. Я не призналась, что выбрала ее лишь потому, что Пайпер посадили под домашний арест из-за татуировки. Так что пришлось прибегнуть к помощи Коры.

В какой-то момент, Кора вдруг обрывает мелодию и берет бумажный платочек.

– Прости, но… Видишь ли, Гленн пел эту песню Саре, когда она была маленькой. Видимо, ваша бабушка пела эту песню ему в детстве.

Воспоминания возвращают меня в спальню к маме, держащей меня за руку.

– Мне ее пела мама. – Я сажусь на скамеечку рядом с Корой, и та принимается аккуратно вытирать слезы, стараясь не размазать тушь.

– Ты поешь почти как она.

– Правда? – Я легонько нажимаю одним пальцем на клавишу пианино, пытаясь вспомнить точные мамины интонации. – Иногда я боюсь, что забуду ее голос. Вдруг случится так, что однажды я проснусь – и не вспомню его. И тогда мама исчезнет навсегда.

Кора нажимает на другую клавишу одновременно со мной.

– Я боюсь того же самого.

– У меня есть голосовое сообщение от нее – исключительно философские рассуждения о выборе дезодоранта.

Кора смеется и хватает телефон с пианино. На экране – подрагивающее видео-селфи Сары.

«Мам, забери меня сегодня от южного выхода. Не забудь – от ю-ю-южного. Он напротив северного. Ты узнаешь меня по вот этому выражению лица, – она выпячивает губы уточкой, – да и вообще: ты же меня родила, так что не ошибешься».