Марианна Кожевникова - Простые вещи

Чудо… В самом деле чудо. Не возразишь. Александру Павловичу труда не составило сообразить, относительно чего, а вернее, кого, увиделось Вадику обетование… Больше всего на свете Вадиму в тот миг хотелось… Удивительно, что и самому Александру Павловичу тогда хотелось примерно того же. Или нет? Он уже совсем другого себе хотел? Вышел ведь из того возраста, когда вожделение принимают за любовь…

— Понимаете? Мне явили чудо! — повторил Вадик. — По-другому о кольце я думать не могу. И сейчас так думаю. Но смысл чуда иначе вижу. Тогда я решил, что это обетование, а теперь…

— А теперь? — спросил Александр Павлович.

— Теперь, — ответил Вадик, вперив взгляд в пустоту, — мне вообще все видится иначе. Париж не обманул. Стал поворотным пунктом.

«От ворот поворот», — не без ехидства закончил фразу Александр Павлович.

— Можно сказать, Тулон? — спросил он вслух.

— Да, можно сказать, Тулон, — согласился Вадим. — Но ведь удивительная история, правда же?

— Правда, — не мог не кивнуть Александр Павлович. — А девиз у вас, случайно, не «Беру, где найду»?

— Вы что, меня осуждаете? — удивился Вадик. — Но уверяю вас, я не брал чужого. Взял то, что принадлежит мне по праву.

«А если и мне по праву?» — подумал Александр Павлович, но почему-то не захотелось ему права качать. Права особые. Похожие на издевку. Хотя, глядя на Вадика, Александр Павлович даже в семейное предание поверил. Могло такое быть? Могло. С таким-то ощущением правоты! Но Вадик все равно был ему симпатичен. По-родственному, что ли?

Дискуссию о правоте Александр Павлович открывать не стал. И корни дворянские, Бог с ними, пускай в другом месте растят побеги. Хорошо, что Вадик его не заметил, не запомнил. Не он будет ему напоминать о себе и кричать: «Это я, я хозяин того дома, где вы забрали кольцо! Как вы посмели?!»

Кровь прилила к щекам Александра Павловича, он почувствовал, что покраснел до корней волос.

— Похоже, мы с вами не сможем понять друг друга, — произнес Вадик. — Я и не подозревал, что вы так трепетно относитесь к чужой собственности.

Но Александр Павлович думал о Вере. Ему было стыдно. Да, он трепетно относился к собственности. Заподозрил Веру в воровстве, а потом в романтической к себе склонности. Не только заподозрил, но поверил в эту склонность, даже привык к ней. Какая глупость! Самовлюбленность! Спесь! Он обидел ее. Вел себя как последний, наглый хам. Может, хамство в нем как раз и есть родовая дворянская черта? И что? Неужели он готов был осудить Вадика? Нет, раз уж тут мы все родственники, нужно быть друг к другу подобрее… Александр Павлович улыбнулся и небрежно махнул рукой:

— Да вы, Вадик, не обращайте на меня внимания! Простите, я несколько отвлекся от вашего рассказа, углубился в собственные мысли. Признаюсь, они меня огорчили, очень огорчили. Но вы тут ни при чем. С вами в самом деле случилось чудо. Не каждому выпадает такое.

Вадик сразу успокоился, не так ему было важно, что в действительности думает Александр Павлович, ему хотелось еще и еще раз утвердить как истину то, что пока еще даже для него истиной не было.

— Я уверен. Я знаю, что мне таким образом указали мое жизненное призвание. Помните, мы говорили с вами в Париже о судьбах русского искусства, так вот мне предуказано торить для нашего искусства дороги в Европу!

«А мне таким образом показали, что надо быть добрее, да, добрее друг к другу. Ведь все мы тут родственники. Все между собой родственники», — снова подумал, но не сказал вслух Александр Павлович, а вслух он сказал другое и очень ласково:

— Торите, голубчик, торите. Хорошо, если открываешь вдруг в себе такое призвание. — Александр Павлович похлопал молодого человека по плечу.

— И еще, знаете, я непременно вернусь в Посад, — неожиданно совсем другим тоном признался Вадик. — Я подумал… Да, я подумал… Но это не важно, — снова прервал он сам себя.

«Господи! Неужели он о Вере подумал?» — с изумлением спросил сам себя Александр Павлович и ответил, что скорее всего так и есть.

— Пойдемте, нас заждались, — сказал он, приглашая Вадима присоединиться к остальной компании.

— Спасибо вам за журнал, — спохватился Вадим. — Мы увлеклись посторонними вещами, и я чуть главного не упустил — я вам очень благодарен за публикацию, за оценку…

— Не за что, — отозвался Александр Павлович. — Я к вам искренне расположен и столь же искренне ценю.

Он не лукавил, не лицемерил, говоря это, а про себя продолжал размышлять, не без иронии, разумеется: «Сейчас во что только не верят! Колечко-то, может быть, в самом деле волшебное? Переходит из рук в руки, исполняет желание и дальше катится. Пока оно нам обоим Париж подарило. И Париж нам обоим помог. Расставил акценты. А дальше что? Куда оно Вадика поведет? В Посад? А дальше?..» Александра Павловича очень заинтересовал новый сюжет. Он внутренне приготовился понаблюдать за передвижениями колечка… И конечно, снова подумал о Вере. Подарок ее нужно непременно вернуть Ляле. А Севе нужно передать их с Вадиком разговор. Предупредить. Он Севе показывал кольцо, тот знает, как Саня дорожил им, и если увидит у Вадика, то… Или Вадик спросит его о Вере… Тут Александр Павлович себя остановил. А собственно, почему бы Севе не поучаствовать и в этой истории? Выйдет эффектно, оригинально. Учитель с учеником продолжат разговор на этико-эстетические темы. И любовный сюжет намечается.

А потом пожалел, что они не в Париже — пригласил бы Таню и пошли куда-нибудь потанцевать.

М иша возвращался домой несколько обескураженный — отчеты он сдал, но Тамары Семеныкиной уже не застал на месте. Она перешла работать в фирму. «На большие деньги», — как сказали Мише. Все Тамаре Игнатьевне завидовали и очень ее одобряли. Конечно, с ее-то знанием английского чего в такой дыре сидеть? Все бы тоже вмиг разбежались, но пока мест себе не приглядели. Миша оставил в отделе письмо госпожи Мехнил, интересующейся возможностями приезда, сообщил адрес ее электронной почты и счел, что с этим делом покончено.

Пощупал в кармане сувенирчик и усмехнулся. «Чего я с Лялькой два часа препирался? — подумал он. — Дарить, не дарить! Истолкуют, не истолкуют! Хлоп! И нет проблемы! Жизнь сама распоряжается, что надо делать, а чего не надо».

Он зашел в турбюро, узнал, сколько стоят путевки, сел на лавочку и стал соображать, у кого из приятелей занять денег. Не такой-то простой вопрос. Лето. У всех семьи и на носу отпуска. Если не удастся занять, можно и в Москве перекантоваться. Не каждый же год они вдвоем в Англию ездят! А за Ириной Иргуновы-старшие у себя на даче присмотрят. Миша в ближайшее время им поможет, так что договорятся по-родственному. Жалко, конечно, Ирину. Кочует она у них, как переходящий приз, но что поделаешь? Потом он стал думать, что Ляля, наверное, права и ехать нужно своим ходом на машине, а там в деревне что-нибудь снять и пожить, сколько деньги позволят. Правда, пока им деньги не позволяли и этого. Он позвонил одному приятелю по мобиле, позвонил другому, оба собирались в отпуск, лишних денег не было.