Марианна Кожевникова - Простые вещи

— Елена с Михаилом на научной конференции. Придут, — он взглянул на часы, — думаю, через часок. Передаю ребенка с рук на руки, вы тут и без меня прекрасно управитесь.

Иринка, прощаясь, тут же замахала ему рукой, держась другой за Веру. Саня ей подмигнул, прищурив один глаз.

— Все-таки ты — пират, это точно, — задумчиво сказала Ирина, и Саня, спохватившись, тут же сдернул с себя клипсу, сунул ей в руки и сломя голову побежал вниз по лестнице. Что за наваждение такое — куда ни пойдешь, всюду Вера?!

Хорошо, конечно, что у Ляльки — своя жизнь. Но ему стало совсем уж одиноко. И работу он с ней не обсудил. Ей, конечно, не до его работы, да и ему не к спеху, все равно раньше осени не возьмется. Хорошо бы пока со своим романом наладиться. Однако чужое счастье — немалое испытание, когда своего нет как нет. «Саня, приосанься!» — тут же сказал он сам себе любимую фразу. У каждого свое счастье. И ему что-то светит в жизни. Тайна светит, загадка, и торопиться с разгадками он не будет. Пока хоть что-то манит, жить интереснее. Саня сел в машину и сразу понял, куда поедет. К тете Лизе поедет, на кладбище, вот куда. Лялька небось сто лет не навещала родителей. Охотницей до таких посещений она никогда не была, а теперь ей и вовсе недосуг.

Саня вспомнил, как бунтовала Ляля, когда мать после смерти бабушки звала ее с собой поехать на могилку.

— Она для меня живая! — кричала Лялька. — Я с ней разговариваю!

И тетя Лиза отступалась. Потом дядю Игоря похоронили рядом с бабушкой, а там и тетю Лизу тоже. Саня, когда ему нужно было что-то важное решить, всегда ездил к тете Лизе. Поедет и сейчас, посидит, подумает, поймет, за что ему браться дальше…

Он стоял на светофоре у Садового и вспоминал, как совсем недавно возил по знакомым уличкам Катю, показывал ей исторические памятники. До Покровки они не добрались, а к Троице в Никитниках он ее сводил. Нарядная церковь, типичное московское барокко, в таком переулочке запрятана, на задах бывшего ЦК, что, не зная, никогда не отыщешь. Но сейчас он ехал в противоположную сторону, в Лефортово. Понятно, почему старички Калашниковы Немецкое кладбище облюбовали — от Покровки до него рукой подать.

Кладбище, зеленый остров посреди города, встретило Александра Павловича покоем и тенью — просторно, тихо. У бабушек, что выстроились у ворот, он купил анютиных глазок, прихватил лопатку и пустую пластиковую бутылку из багажника и шел теперь не спеша по аллее, собираясь порадовать тетю Лизу. Она анютины глазки очень любила, говорила, что они на Ляльку похожи, такие же веселые. Свернул раз-другой и добрался до знакомой оградки — черной с серебряными шишечками. Они так и сияли, видно, недавно покрасили. И внутри царил идеальный порядок, даже желтым песочком все было посыпано. Зря он на Ляльку наезжал, она — молодец. Но цветочки любому порядку — украшение. Саня посадил синие бархатные анютки и уселся на лавочку общаться и размышлять. Однако сидел в тишине недолго. Внимание его привлекли голоса. Он прислушался, потом пригляделся — наискосок, через ряд, на пустом месте, что осталось от снесенной часовенки, сидели ребята в косынках, тихонько бренчали на гитаре, что-то пели и что-то пили. Песня звучала явно патриотическая, а ребята были неухоженные и, кто его знает, может, даже голодные. У Сани сложилось впечатление, что обосновались они тут из чувства безопасности: никто их здесь не тронет, и они спокойно могут посидеть, пообщаться и даже выспаться. Один уже спал на пробившейся травке, другие еще догуливали. В общем, и до кладбища дотянулась наша странная многообразная жизнь. Присутствие ребят в косухах почему-то безумно раздражило Саню — нашли место! Что они себе позволяют со своей гитарой?! Может быть, больше всего его раздражило беспомощное треньканье — сам-то он хорошо играл на гитаре. А потом он пожалел неприкаянных: что это за молодость на чужих могилах? Вспомнил Олежку и подумал: может, Инна в самом деле права, что уехала с ним в Австралию — сыт уж точно и гуляет не на кладбище. Пьяноватых, нагловатых, бесприютных ребят ему стало еще жальче. Но мало-помалу он отвлекся и от ребят, и от Олежки, пытаясь наладить разговор с тетей Лизой и понять, что же ему самому, бесприютному, делать.

— П отрясающая у Саньки интуиция! Только подумай, не было случая, чтобы он не приехал ко мне в самый нужный момент, — говорила мужу Ляля, сидя рядом с ним в машине и наслаждаясь уверенностью, с какой тот лавировал в уличном потоке.

У Миши по старой привычке завертелся было ехидный вопрос: «А ты? Ты тоже всегда приезжала к нему, когда нужно?» И Ляля со вздохом вынуждена была бы признать, что она подобным замечательным качеством не отличается, потом, почувствовав себя виноватой из-за того, что относится к Саньке хуже, чем тот заслуживает, и желая оправдаться, поставила бы Мише на вид много разного, чтобы не задавался и знал, что тоже не без греха. Ссора вспыхнула бы в один миг при Лялечкином-то темпераменте, и они приехали бы на конференцию надутые, не глядя друг на друга. Но Миша больше не рассевал плевелы, рождающие ссоры и взаимное недовольство. Он прикусил язычок и, ласково взглянув на жену, сказал совсем другое:

— Везучая ты у меня, Лялька! Ты лучше скажи, есть на свете человек, который тебя не любит? — спросил он.

— Можешь смеяться, — сказала Ляля, и глаза у нее засияли, — но в последнее время мне стало казаться, что я действительно везунчик.

После того как ее семейная жизнь с Мишей вновь наладилась, она испытывала удивительнейшее, ей неведомое чувство покоя и от души наслаждалась им.

До института, где проходила конференция, они доехали быстро. Миша провел Лялю в зал заседаний и показал место неподалеку от сцены прямо у прохода.

— Если что-то не понравится, свисти! А я в самых ответственных местах буду тебе подмигивать, иначе пропустишь мое главное открытие. Договорились? — спросил он и показал, как будет подмигивать.

Ляля улыбнулась, провела маленькими беленькими ручками по лацканам Мишиного пиджака, понимая, что муж волнуется, и сказала:

— Иди! Все будет прекрасно.

Он чмокнул ее в ухо и убежал с докладом под мышкой. Ему предстояло множество мелких формальностей: отметиться, что явился, проверить, на каком месте в списке, уточнить одно, подтвердить другое.

Ляля села и огляделась. Народу в зале было пока не так уж много, и она стала присматриваться к собравшимся, ей было интересно, кто же будет слушать Мишу. Научная аудитория была для нее внове, она привыкла к совсем другой среде — писателям, переводчикам. Дамы-писательницы одевались обычно броско, даже экзотически, привлекая, так сказать, внимание к своей творческой индивидуальности, или вовсе не одевались и являлись в самом что ни на есть затарапезе, чем тоже привлекали к себе внимание. В дамах-преподавательницах, которых Ляля видела вокруг себя, она оценила вкус и элегантность. Одна подле другой сидели строгие седовласые королевы и степенно беседовали между собой. Она посочувствовала Мише — выступать перед такой аудиторией непросто, наметанным преподавательским глазом отметят малейший промах. Так же спокойно и достойно вели себя мужчины. Иностранцы выделялись непривычной раскованностью в манерах и свободой в одежде. Народу становилось все больше. Появились дамы моложе, одетые небрежнее и ярче. Знакомые раскланивались, вступали в оживленную беседу. Было заметно, что видятся эти люди не часто и рады повидаться и расширить контакты. «Не только научные», — съехидничала про себя Ляля, заметив молодую женщину, которая упорно, не отставая ни на шаг, следовала за немолодым солидным мужчиной с бородкой; она всячески привлекала к себе его внимание, а он все находил себе других собеседников. Ляля принялась следить за любопытной парочкой и вдруг узнала в молодой женщине свою хорошую знакомую, они учились в одной группе на филфаке и были, можно считать, подругами. Теперь Ляля следила за Тамарой не только с любопытством, но и с сочувствием. Лялино сочувствие помогло: Тамара ухватила бородача за рукав, отвела в сторонку и стала показывать какие-то бумаги. Тот морщился, норовил отмахнуться и от бумаг, и от Тамары, но не преуспел. Тамара оттеснила его к подоконнику, зажала в угол и не выпустила до тех пор, пока тот ей что-то не подписал. «Аккуратная студентка сделалась нерадивой аспиранткой, но проявила отличные боевые качества и победила профессора», — рассмеялась про себя Ляля, пробираясь к Тамаре. Она тоже проявила достаточно смекалки и напористости и перехватила бывшую сокурсницу, когда та уже направлялась к двери.