Елена Елисеева - Жить в эпоху перемен

К условленному сроку все было готово. В дальней комнате распростерся под хрустящей льняной скатертью стол, сервированный, с учетом соратника Коли, на четырнадцать персон (посуду я, естественно, стащила из дома). На кухне суетилась Лидочка, нанятая за полтинник для подай-принеси. На плите томно доспевала говядина с грибами и черносливом (необычайно эффектно и чрезвычайно недорого). Я размеренно метала на стол закуску: рулетики ветчинные с сыром «Чеддер», буженинку домашнюю с чесночком, огурчики маринованные, огурчики соленые с хрустом, огурчики свежие, яйца, фаршированные красной икрой, помидоры в желтоватой сметане, охотничьи колбаски, салат «Оливье» ведрами (а как без него?), салат с крабами, блюда заливного судачка, селедку, покрытую тончайшими кольцами лука, и зелень, зелень, зелень. Места для спиртного оставалось мало, но для начала удалось уместить четыре бутылки головокружительной «Изабеллы», три — коньяка и три — настоящего «Мукузани». Водка и шампанское терпеливо ожидали выноса в холодильнике.

И я остановилась, и вспомнила вонючие социально-убогие дебри, и оглядела свои временные владения, и поняла я: это хорошо! То, что сделала я, — хорошо! Я справилась, а сейчас последуют восхищения, награды и деньги.

Влетел Петька. Он курировал мой ремонт от районного богоспасаемого ведомства и потому раз в неделю аккуратно наведывался на кофе-коньяк.

— Здорово, ты как?

— Нормально, все готово. А что случилось?

— Случилось! Ты хоть понимаешь, КТО к тебе едет?

— Понимаю. Стадо голодных мужиков. Да не суетись ты, всех накормим и напоим. От меня отродясь еще никто голодным не уходил. Посмотри, Петь, как тебе ремонт, нравится?

— Нравится — не нравится, какая разница! — Он прислушался. За окном тормозили машины. — Всё, приехали. Ну, Анна, держись. Самого Ивана Павловича принимаешь. Об одном прошу: язык свой придержи и стихов никому не читай!

В коридоре послышались голоса. Я немедленно надела на лицо вежливую улыбку и приготовилась. Никто не входил, голоса стали громче и раздраженнее, потом затихли, и после непродолжительного молчания появились двенадцать мрачных человек во главе с Иваном Павловичем. Сергей, надувшись, брел сзади.

— Здравствуйте, Анна Сергеевна, — холодно сказал Иван Павлович, протягивая мне руку. — Принимайте гостей.

Он брезгливо оглядел мой лучезарный холл.

— Показывайте, — скучно сказал он. — Пойдемте, товарищи.

Что-то было не так. Может, их сначала покормить?

— Иван Павлович, — спросила я, — а вы не хотите перекусить с дороги?

— Разумное предложение, — равнодушно согласился он. — Чего уж тут смотреть? И так все ясно.

— Прошу, — я растерянно повела рукой в направлении стола. — Проходите, пожалуйста.

— Ладно, хоть это догадалась сделать по-человечески, — прошипел на ходу Сергей. — Про акты даже не заикайся. Завтра в десять у меня.

Начальственная толпа, рассаживаясь, потирала лапы, рассматривала наклейки на бутылках и одобрительно крякала; Лидочка сновала между кухней и столом, выстраивая шеренги запотевших бутылок водки.

Мне хотелось куда-нибудь спрятаться. Понимаете, не мог не нравиться этот центр. Он радовал всех, вызывая легкие, светлые улыбки и веселую нежность. Положенные Ивану Павловичу и Сергею трети я вполне грамотно и в срок обналичила, ручки мои они целовали, в вечной дружбе клялись… Что им не нравится?

Всем было уже налито, в тарелки с разбором навалены закуски, и Иван Павлович произнес первый тост за детей, нашу заботу, нашу боль и за власть законодательную в лице Сергея, власть, которая этой боли утихнуть не дает. Не успели еще толком закусить, как Сергей потребовал налить по второй и, возомнив себя гордым горцем, произнес «алаверды» за богоспасаемое ведомство и мудрого Ивана, без которого дети не родятся, не растут, не болеют и не мрут. Иван, упрямо побеждая в гонке, помешал народу припасть к тарелкам и потребовал третью, каковую и поднял за районные богоспасаемые власти в лице Петьки. Не выдержав внезапной чести, Петька какое-то время взволнованно жрал крабовый салат и собирался с духом, пока наконец не налил всем дрожащей ручкой по полной. Он долго, нудно объяснялся в любви к народу, правительству, великой России, лично Ивану Павловичу, а также присутствующему милицейскому начальнику Нечипоренке. Нечипоренко, в свою очередь, прервал официоз, потребовал пития за прекрасных дам и, похабно гогоча, стал объяснять в живописных деталях, почему этот тост мужчины пьют стоя.

— Водка кончается, — лягнул меня сидящий рядом Сергей.

— Сейчас принесут, — я пошла на кухню и попросила Лидочку носить водку прямо из ящика, потому что в холодильнике уже было пусто.

Обратно я решила не возвращаться. Зачем? Чтобы меня за водкой гоняли? Я пошла в кабинет психологии, в котором временно хранила свою документацию, и предалась сосредоточенным раздумьям о справедливости, о воздаянии за ум и трудолюбие, о деловом этикете, о вежливости и даже, стыдно сказать, о порядочности. Вот до чего докатилась, представляете?

— Та-акая женщина и одна… — умеренно трезво протянул Нечипоренко, искавший, видимо, туалет и жестоко ошибившийся. — Скучаем?

— Отдыхаем, — на всякий случай дистанцировалась я, но осторожно, помня Петькину просьбу придержать язык.

Он подсел рядом и стал внимательно изучать мой рельеф. Удовлетворившись осмотром, гостенек с хриплым придыханием прошептал:

— Мадам! Выпьем на брудершафт!

— Нет уж, — отказалась я неловко, связанная данным Петьке словом не читать стихи. — Это игры для несовершеннолетних.

Нечипоренко понимающе подмигнул, радостно хрюкнул, вскочил, уронил стул, схватился за брюки и пообещал:

— Мы быстренько! Пока другие не набежали.

Я вытаращила глаза:

— Послушайте, ну как так можно? Вы же у меня в гостях!

— Так халява же, — удивился он. — А что, больше девочек не будет?

— Ах девочек… — из последних сил сдерживаясь, протянула я и все-таки сорвалась:

— А мальчиков вам не угодненько?

Уйди, подонок, будет больненько!

С рифмами у меня всегда беда была.

Просто беда…

— Садись, — голос Сергея, промурыжившего меня в приемной полчаса против назначенного времени, был холоден, как заскорузлый морозильник.

— Села, спасибо, — с вызовом ответила я. — Слушаю вас, Сергей Владимирович.

— Ты что натворила? — он подался вперед. — Ты соображаешь, что ты наделала?

— Объяснишь — пойму. Мне деньги платили за ремонт и монтаж, а не за соображение!

— За соображение ты в жизни ни копейки не заработаешь. Чего не дано, того — увы! Ты что, дура совсем? Вчера родилась, предпринимательница фигова? У тебя по смете какой ремонт был?