Олег Суворов - Любовь Сутенера

— Все бы тебе шутить! — возмутилась она, отбрасывая мою руку.

— Скорее всего они потом собирались нас шантажировать, — не поворачивая головы, заметил Анатолий.

— Вы как хотите, — заявила Катюха, — но я там больше работать не буду!

— Я могу поработать! — тут же встряла Дашка, но мы с Анатолием не обратили на это внимания.

— Да не будешь, конечно, не будешь, — успокоил я Кэт, — сегодня же позвоню Серафиму и попрошу его временно заблокировать наш сайт.

Анатолий отвез нас домой, и мы вчетвером еще немного посидели в моей квартире, обсуждая сложившуюся ситуацию, однако ничего дельного так и не придумали.

Проводив их, остаток этого дня мы с Катюхой элементарно пропьянствовали. По этому поводу мне даже пришел в голову неплохой афоризм: «Кэт — это праздник и похмелье, которые всегда с тобой!» Вообще я обожаю афоризмы. Как сказал Козьма Прутков: «Нельзя объять необъятное», но попытаться-то можно! Афоризмы же — это одна из таких попыток, когда бесконечное множество смыслов изящно «втискивается» в одну-единственную фразу.

Я первым лег спать, а Катюха еще долго бродила по комнатам, разговаривая с кем-то по своему мобильнику и без конца рассказывая сегодняшнее приключение.

Наконец вроде бы угомонилась, легла рядом и, прильнув щекой к моему плечу, спросила:

— Сереженька, ты меня любишь?

— Похоже, что так, — сонно отвечал я, вспомнив свой разговор с Дашкой.

— Врешь, наверное?

— А зачем мне врать?

— Я тоже тебя люблю.

— Рад слышать, хотя верится с трудом. Однако ты спать-то сегодня будешь или нет?

— Конечно, буду, — сонно пробормотала она, — спокойной ночи, любовь моя… Кстати, я сейчас пукну, — и повернулась ко мне тем самым органом, которым вознамерилась совершить вышеозначенное действо. В другое время я бы успел вытолкнуть ее на балкон, но сейчас, в самый разгар зимы, это было бы слишком жестоко. В любом случае даже подобные мелочи не делали ее менее очаровательной.

Велико же было мое потрясение, когда на следующий день я никого рядом с собой не обнаружил! И это при том, что ненавижу просыпаться с похмелья один, поскольку сразу же начинается неистовая депрессия!

Сначала я было решил, что Катюха элементарно пошла за пивом, но потом, проверив ее вещи, с очаровательной безалаберностью разбросанные по всей квартире, и убедившись, что она взяла с собой сумку с косметичкой, мобильник и паспорт, забеспокоился. Куда могла деться эта дуреха и какие еще бредовые затеи пришли в ее похмельную голову?

Несколько раз я звонил ей на мобильник — «абонент не отвечает или временно недоступен», — затем нашел валявшееся под диваном зарядное устройство и понял, что дальнейшие звонки бесполезны. Очевидно, она убегала в такой спешке, что забыла зарядить мобильник, хотя и взяла его с собой. Теперь мне оставалось самое ненавистное занятие на свете — сидеть возле телефона и ждать, когда она соблаговолит объявиться. А ведь она могла позвонить и через неделю, особенно если поехала похмеляться к кому-то из своих «друзей»!

Когда долго ждешь телефонного звонка, то сам аппарат начинает напоминать мину замедленного действия, а потому каждый звонок воспринимаешь как долгожданный взрыв и поневоле вздрагиваешь. Прошло почти полдня, в течение которых я, все более закипая от ярости и незаслуженной обиды, постепенно напивался и беспрерывно курил, пока, наконец, не зазвучала долгожданная телефонная трель.

— Алло, любовь моя, — послышался в трубке пьяный голос Катюхи, — ты там по мне еще не соскучился?

— Соскучился, — холодно отвечал я. — А ты где пропадаешь, сокровище?

— Я сейчас у Фени.

(Феня, напомню, был одним из ее «постоянников», полное имя которого — Фемистокл.)

— Как — у Фени?

— Ну, он еще вчера пригласил меня приехать, посмотреть его новую квартиру.

— Зачем это?

— А вдруг я тебе надоем и ты меня выгонишь? Куда я тогда денусь?

— Чего? — рассвирепел я. Согласитесь сами, что после вчерашних нежных признаний подобное подозрение было крайне обидно! — Какого черта ты выдумываешь? Немедленно возвращайся домой!

— А что ты со мной так разговариваешь? — вдруг обиделась она. — Я тебе еще не жена, а ты уже раскомандовался. Когда захочу, тогда и приеду!

Слышать это было настолько невыносимо, что я начал медленно сходить с ума. Однако спорить с пьяной Катюхой было абсолютно бесполезно, поэтому я сделал колоссальное усилие воли и, взяв себя в руки, постарался заговорить как можно спокойнее и ласковее:

— Мне сейчас чертовски плохо, поэтому умоляю тебя, Катенька, возвращайся! Что это на тебя вдруг нашло и почему ты так поспешно убежала?

— Ну, потерпи немного, королевич. Скоро я, может быть, приеду. А ты пока поговори с моим другом…

— Каким еще другом?

— Это очень хороший человек, приятель Фени. Он сейчас пошел к матери, поэтому мы пока одни.

— Что? — снова взбеленился я и тут же услышал в трубке спокойный мужской голос:

— Вы не волнуйтесь, Сергей, у нас с Катей ничего не было. Мы просто сидим и разговариваем.

— А какого черта она у вас там вообще сидит, я этого не понимаю!

— Это вам лучше спросить у нее… — и в трубке вновь раздался голос Катюхи:

— Ну, что еще? И чего ты так нервничаешь? Успокойся, я скоро приеду.

Однако я уже пребывал в столь дико разъяренном состоянии, что успокоиться был совершенно не в силах. Да от подобных сюрпризов у кого угодно крыша поедет!

— Слушай ты, сволочь проклятая, — прошипел я в трубку. — Говори немедленно адрес, где ты сейчас находишься, и я тут же пришлю твои вещи!

— Зачем?

— Затем, что видеть тебя больше не желаю!

— Что, правда, что ли?

— Говори адрес, сука!

— Да не знаю я адреса… Я все время сюда на тачке приезжаю, и меня встречают у подъезда.

— Мне нужен твой проклятый адрес, черт бы тебя подрал, гадина!

— Почему это я гадина?

— Адрес давай!

— Ну, хорошо, — обиженно произнесла она, — если ты так напрягаешься, то Миша сейчас сходит вниз и посмотрит номер дома. Мы тебе перезвоним, — и повесила трубку.

Я глубоко вздохнул, вскочил с места и залпом выпил полстакана водки. Затем, отдышавшись и закурив, снова сел за телефон и торопливо набрал номер Анатолия.

— Старик, умоляю тебя, срочная просьба!

— Что такое? Что опять случилось? — хладнокровно спросил мой напарник.

— Немедленно приезжай ко мне. Очень нужно, поверь, старик, очень!

— Хорошо, хорошо, только не волнуйся. Через минут сорок-пятьдесят я подъеду.

— Спасибо тебе!

Повесив трубку, я достал из шкафа две большие сумки и принялся поспешно собирать Катюхины вещи, нещадно матерясь и — стыдно признать! — едва сдерживая закипавшие слезы обиды и ненависти. И что за тварь такая, это же надо так со мной обращаться! Ни свет ни заря удрала к моему сопернику; да еще не желает возвращаться! Ну ее к дьяволу; этак я окончательно свихнусь от ревности! Нет, надо рвать сразу — и навсегда! Если уж она не желает со мной считаться, то пусть остается с этим чертовым Фемистоклом — любителем пописать с балкона! Нравится ей быть королевой бомжатника и пьянствовать в кругу мелкой уголовной сволочи — ну и на здоровье!