Фрэнсис Бернетт - Как стать леди [litres]

– Еще какую неприличную!

Рассмеялась она вовремя, потому что открылась дверь, и в будуар вошел Алек Осборн.

– О чем таком неприличном вы тут говорите? – осведомился он.

– Я кое о чем рассказывала Эмили, – продолжая слегка истерично смеяться, пояснила Эстер, – но вы еще малы слушать такие вещи. Вам можно рассказывать только приличное.

Он улыбнулся похожей на оскал улыбкой.

– Вы тут что-то разбили? – спросил он, глядя на ковер.

– Это я виновата, – сказала Эстер. – Пролила чай с молоком. На ковре останется пятно, и это тоже неприлично.

Она росла среди туземных слуг и научилась врать, не моргнув глазом. У нее всегда находилось соответствующее оправдание.

Услышав, как перед дверью их жилища остановился конный экипаж, миссис Уоррен опустила книгу на колени и придала своему симпатичному лицу выражение приятного ожидания, что само по себе указывало на наличие у ее мужа, который в данный момент вставлял в дверь ключ, интересных и желаемых качеств. Человек, который после двадцати лет брака был способен вызвать на лице умной женщины подобное выражение, был, безусловно, личностью, чья жизнь и профессиональная деятельность были столь же впечатляющими, как его характер и взгляды.

Доктор Уоррен был человеком такого склада, который мог бы вести яркую и полную сюрпризов жизнь даже на необитаемом острове или в Бастилии. Темперамент увлекал его в приключения, а воображение могло разукрасить даже самые незначительные события. В силу профессиональной деятельности, которой были заполнены его дни, он знал множество чужих секретов, и многие тайны были ему открыты, поэтому он обладал навыком фиксировать и запоминать любые впечатления, которые могли бы пробудить воображение людей, даже отмеченных меньшей живостью фантазии, и возбудить чувства даже у бесчувственных особ.

Вошел он с улыбкой. Ему было около пятидесяти. Крепкого сложения, мужественный, широкоплечий, он обладал здоровым цветом лица, решительным взглядом и подбородком человека, с которым разным злодеям и мошенникам связываться бы не стоило. Он уселся в кресло у камина, чтобы поболтать с женой – это был их обычный ритуал перед тем, как они расходились по своим комнатам переодеться к ужину. На протяжении проведенных вне дома дней он предвкушал эти беседы у камина и частенько делал мысленные заметки: «Вот об этом следует рассказать моей Мэри». Она, в ходе своих женских домашних дел, занималась тем же. Между семью и восемью вечера они предавались восхитительной возможности разговаривать друг с другом. И на этот раз он, как всегда, взял ее книгу, быстро проглядел, задал несколько вопросов, ответил на несколько вопросов, но она видела, что его ум занят чем-то другим. Она хорошо знала этот несколько отстраненный взгляд и ждала, когда он, наконец, встанет и начнет расхаживать по комнате – руки в карманах, голова чуть откинута назад. После этого он обычно принимался тихонько насвистывать и хмурить брови, а она, следуя установившемуся порядку, возвращала его к действительности.

– Я совершенно уверена, – говорила она, – что ты столкнулся с одним из твоих Необычных Дел.

Последние два слова интонационно были взяты в кавычки. Из всего того интересного, чем он занимался и чем оживлял ее существование, Необычные Дела были самым захватывающим. Он начал обсуждать их с нею уже в первый год их совместной жизни. Случилось так, что одно из таких дел затронуло ее непосредственно, и ее непредвзятое мнение и умение суммировать разрозненные детали оказали ему такую ценную помощь, что с тех пор он не раз прибегал к ее способности видеть четкие логические связи. А она с энтузиазмом ждала каждого следующего Необычного Дела. Правда, иногда эти истории были тяжелыми и причиняли душевную боль, но все равно все они могли невероятно заинтересовать, а порою доставляли даже удовольствие. Имена и личности персонажей этих историй ей были безразличны – достаточно было самой драмы, он же не имел права разглашать эти имена из соображений профессиональной этики. Она бесконечно уважала правила его профессии и не задавала вопросов, на которые он не мог бы свободно ответить, и избегала любых, даже ненамеренных возможностей узнать то, что знать было не положено. Всегда было достаточно самого Необычного Дела. Когда она замечала этот слегка отсутствующий вид, то уже начинала подозревать приближение чего-то интересного, а уж когда доктор принимался беспокойно ходить туда-сюда и насвистывать, она точно знала: муж обдумывает, как и что ей рассказать.

Он резко остановился.

– Моя дорогая Мэри, – начал он, – необычность этого случая состоит для меня в его поразительной ординарности.

– Что ж, по крайней мере, такое происходит не часто. В чем банальность этого случая? Он ужасен? Он печален? Он странный? Это случай безумный или, напротив, нормальный, он связан с криминальным миром или это домашнее дело?

– Это дело строится на предположениях, но там имеется некая тайна, и в результате я, практикующий врач, чувствую себя профессиональным детективом.

– Это из тех случаев, когда тебе может понадобиться помощь?

– Это из тех случаев, когда я обязан, если потребуется, сам оказать всемерную помощь. Она такая милая женщина!

– Это хорошо, плохо или не имеет значения?

– Она настолько порядочная и добрая, что разум ее просто не воспринимает жестокости жизни, а это плохо, потому что такой разум не способен подсказать действия, направленные на самозащиту, и может принести ей много горя.

– Я правильно поняла? Она?.. – предположила миссис Уоррен.

– Ты все правильно поняла, но она замужняя дама.

– Это она так говорит!

– Нет. Она как раз ничего об этом не говорила, она просто выглядит как замужняя дама. И это – главное в деле. Я еще никогда не встречал более явных признаков респектабельной британской матримониальности.

Миссис Уоррен была заинтригована до чрезвычайности. Да, это было нечто новенькое!

– Ну, если ты говоришь, что по ней видно… Расскажи мне все, что можешь рассказать. Сядь, Гарольд, хватит бегать!

Он сел и принялся рассказывать все с самого начала.

– Меня позвали к леди, которая хотя и не жалуется на болезнь, однако явно очень устала от поездки и, как мне показалось, испытывает крайнее беспокойство и волнение, хотя старается этого и не показывать. Она приняла меня в третьесортных меблированных комнатах на третьесортной улице. Судя по обстановке, дом был спешно обустроен в нечто пригодное для жилья, видно, что денег потрачено немало, но времени на то, чтобы все привести в порядок, не хватило. Я раньше сталкивался с такими ситуациями, и перед тем, как зайти в гостиную моей пациентки, уже предполагал, кого я увижу. Как правило, это либо девушка или очень молодая женщина, хорошенькая, утонченная и испуганная, либо хорошенькая, но вульгарная, напускающая на себя вид опытной светской львицы, но все равно испуганная. Однако та, которую я увидел, была совершенно не похожа на портрет, который я заранее себе нарисовал.