Вольтер - Эстетика

Но если автор трагедии поставил себе целью предупредить людей, что Бог иногда избирает необычайные пути, чтобы покарать за великие злодеяния, если пьеса построена с таким искусством, что зритель непрестанно ожидает появления тени убитого принца, требующей мщения, и появление это отнюдь не средство, без которого невозможно обойтись, чтобы дать развязку запутанной интриге, тогда, говорю я, это чудо, будучи хорошо подготовлено, произведет огромное впечатление, на каком бы языке, в какое бы время и в какой бы стране ни представляли трагедию.

Примерно такова и трагедия «Семирамида» (если не говорить о поэтических прелестях, которыми я не смог ее украсить). С первой же сцены видно, что все должно свершиться согласно Небесному промыслу, в каждом акте все держится на этой мысли. Карающий Бог вселяет в Семирамиду угрызения совести, которых она не испытала бы, если бы ее, находящуюся на вершине славы и благоденствия, не ужаснули стоны самого Нина. Бог пользуется самими ее угрызениями совести для того, чтобы предуготовить ей кару, и отсюда же вытекает поучение, которое можно извлечь из пьесы. Древние в своих творениях часто ставили себе цель высказать какую-нибудь глубокую истину. Так, Софокл заканчивает своего «Эдипа» словами о том, что никогда нельзя назвать человека счастливым, пока он жив. Вся мораль моей пьесы заключена в стихах:

максиме несравненно более важной, чем максима Софокла. Но какое поучение, скажут мне, могут извлечь обыкновенные люди из столь редкого злодеяния и еще более редкого возмездия? Я согласен, что катастрофы, подобные развязке «Семирамиды», происходят не часто, но о том, что происходит каждый день, говорится в заключительных стихах пьесы:

Мало семейств на земле, к которым были бы неприложимы в известных случаях эти стихи; таким образом, трагические сюжеты, как нельзя более возвышающиеся над обычными судьбами, имеют самое прямое касательство к нравам всех людей.

Я мог бы в особенности отнести к трагедии «Семирамида» мораль, которой Еврипид заканчивает свою «Альцесту», пьесу, где в гораздо большей мере царит чудесное: «Сколь удивительные средства употребляют боги, чтобы свершить свои нерушимые предначертания! Сколь превосходят воображение смертных уготованные ими великие события!»

Итак, монсеньор, я преподношу эту пьесу Вашему высокопреосвященству единственно потому, что она дышит самой безупречной и даже самой строгой нравственностью. Подлинная трагедия – школа добродетели, и единственное различие между облагороженным театром и трактатами о морали состоит в том, что в театре поучение всецело выражается в действии, что там оно занимательно и предстает украшенным чарами искусства, которое было некогда для того и создано, чтобы поучать смертных и благословлять небо, и которое поэтому назвали языком богов. Вы, соединяющий это искусство со столькими другими, без сомнения простите мне пространное рассуждение о предметах, которые оставались, быть может, еще не совсем ясными и которые были бы вполне разъяснены, если бы Ваше высокопреосвященство, обладающее столь глубокими познаниями во всем, что касается Древнего мира, благоволило меня просветить.

«Философский словарь» был первоначально написан Вольтером в 1764 г. как вполне самостоятельное и законченное произведение. Его точное название – «Портативный философский словарь». Этот словарь множество раз переиздавался при жизни Вольтера под разными названиями, каждый раз с новыми дополнениями. Кроме того, в 1770–1772 гг. Вольтер опубликовал «Вопросы Энциклопедии», составленные главным образом из статей, опубликованных в Энциклопедии.

Издатели «Кельского» собрания сочинений Вольтера (1785–1787) в «Философский словарь» включили статьи из «Философского словаря», из «Вопросов Энциклопедии», статьи для Энциклопедии, не вошедшие в «Вопросы Энциклопедии», а также статьи, предназначенные для Большого словаря Французской Академии, и некоторые другие неопубликованные работы Вольтера. В этом виде «Философский словарь» переиздавался во всех последующих изданиях сочинений Вольтера, в том числе и в издании под редакцией Молана, с которого и сделаны публикуемые переводы.

Статья написана в 1770 г. Название статьи связано со спором о древних и новых, разыгравшимся в конце XVII в. между Шарлем Перро (1628–1703) и Фонтенелем (1657-1757), с одной стороны, и Буало и Расином – с другой. В поэме «Век Людовика XIV» (1687) Ш. Перро, опираясь на идею прогресса, доказывал превосходство современных писателей над античными. Идеи этой поэмы получили дальнейшее развитие в «Параллелях между древними и новыми авторами» – серии диалогов, выходивших с 1688 по 1697 г. отдельными выпусками.

Сторонниками Перро были два его брата, Пьер и Клод Перро, а также Фонтенель, который в «Вольных рассуждениях о древних и новых авторах» (1688) целиком солидаризировался с Ш. Перро.

Против сторонников «новых» выступили Буало, Расин, Лафонтен и другие, доказывавшие превосходство прославленных писателей древности. Этот спор, закончившийся в 1700 г. примирительным письмом Буало к Ш. Перро, снова возобновился в 1714 г., когда де Ламотт выпустил свой перевод «Илиады», предпослав ему «Рассуждение о Гомере», в котором греческий поэт подвергался суровой критике. Против Ламотта выступила г-жа Дасье (1647–1720), защищая авторитет античных поэтов.

Нестор в «Илиаде»… начинает свою речь словами… – Гомер, Илиада, Песнь I, ст. 260-268.

Лукреций, не колеблясь, утверждает… – Лукреций Кар (95–53 до н. э.) – римский поэт, последователь философии Эпикура, автор философской поэмы «О природе вещей».

«Неужели, – говорит он, – наши стихи подобны нашему вину…» – Гораций, Послания, кн. II, I, ст. 34.

Додона – город в центре Эпира со священной дубравой и оракулом Юпитера.