Уолтер Тевис - Ход королевы

Ванная была оформлена в старомодном стиле – черно-белая плитка на стенах и полу. Вентиль для горячей воды на кране оказался сломан. За черной пластиковой шторкой была ванная с душевой стойкой. Бет вымыла руки, ополоснула лицо и вернулась в гостиную. Бенни распаковывал свои пожитки в спальне; чемодан Бет по-прежнему стоял на полу в гостиной рядом с книжным шкафом. Бет приблизилась к шкафу, устало обвела взглядом корешки – все без исключения книги на всех пяти полках были посвящены шахматам. Некоторые – на русском и на немецком, но тоже о шахматах. Бет прошла по коврику к другой стене, у которой стоял еще один книжный шкаф – этот был сделан из досок, положенных на кирпичи, и в нем тоже хранились книги о шахматах. Целую полку занимал советский «Шахматный бюллетень» – от свежих номеров до выпусков пятидесятых годов.

– Тут в гардеробе есть место! – крикнул Бенни из спальни. – Можешь повесить свою одежду, если хочешь.

– Ладно, – сказала Бет.

В пути, когда они еще мчались по Главной магистрали Пенсильвании, она думала, что в квартире у нее будет шанс заняться любовью с Бенни, сейчас же ей хотелось только спать. Вопрос был в том, где бы прилечь.

– Я думала, буду спать на диване, – вслух сказала Бет.

Бенни выглянул из дверного проема:

– Я говорил, ты будешь спать в гостиной. – Он исчез и снова появился с огромным свертком и чем-то похожим на насос, сверток раскатал на полу, воткнул в него шланг от насоса и начал ногой накачивать воздух. То, что казалось куском полотна, стало обретать очертания надувного матраса.

– Сейчас принесу простыню, – сказал Бенни и сходил в спальню за стопкой постельного белья.

– Я сама застелю. – Бет отобрала у него тряпки. Ей не понравилось, как выглядел матрас, но у нее с собой были зеленые таблетки. Можно выпить их, когда Бенни заснет, если, конечно, они понадобятся. Спиртного в этой квартире не было – Бенни об этом не говорил, но Бет и так догадывалась.

Должно быть, она заснула раньше Бенни, а пузырек с транквилизаторами так и остался в чемодане. Утром ее разбудил вой сирены – под окном ревела то ли «Скорая помощь», то ли пожарная машина. Бет села, полусонная, в постели, попыталась свесить ноги – не вышло, – и она вспомнила, что спала на матрасе. Встала кое-как, в пижаме, и огляделась. Бенни стоял у кухонной раковины спиной к ней. Она знала, где находится, но сейчас, при утреннем свете, гостиная выглядела по-другому. Сирена затихла, и теперь слышен был обычный шум нью-йоркского дорожного движения. На окне одна штора была отдернута, и прямо за ним, так же близко, как Бенни, Бет видела угол огромного кузова грузовика. Позади него пробирались по перегороженной дороге такси. Где-то безостановочно лаяла собака.

Бенни обернулся и подошел к ней, протягивая большой картонный стакан. На стакане было написано «Полным-полно орехов» [55] «Полным-полно орехов» (Chock Full O’Nuts) – бренд сети нью-йоркских кофеен, владельцы которой начинали с магазина орехов. . Это было странно и удивительно – никто и никогда не подавал ей утром ни кофе, ни завтрак. Миссис Уитли и вовсе вставала позже, уже когда Бет заканчивала есть.

Она сняла пластиковую крышку со стакана и отпила кофе.

– Спасибо.

– Можешь переодеться в спальне, – сказал Бенни.

– Мне нужно принять душ.

– Он в твоем распоряжении.

Бенни принялся раскладывать посреди гостиной портативный шахматный столик с зелеными и бежевыми квадратами. Когда Бет вернулась из ванной, он расставлял фигуры и пешки.

– Итак, – сказал Бенни, – начнем, пожалуй, с этого. – И протянул ей скатанные в трубку брошюры и журналы, перехваченные резинкой. Сверху оказалась брошюра в дешевой бумажной обложке с крупным заголовком «Рождественский шахматный конгресс в Гастингсе. Фалез-Холл, Уайт-Рок-Гарденс» и помельче: «Сборник партий». Страницы брошюры были заполнены крошечным, неряшливо отпечатанным шрифтом. На каждой умещались записи двух партий с жирными заглавиями: «Лученко – Ульман», «Боргов – Пенроуз». Вторая брошюра называлась просто – «Гроссмейстерские шахматы» и по качеству издания была похожа на гастингскую. Из четырех журналов три были немецкие и один – советский.

– Разберем гастингские партии, – сказал Бенни. Он сходил в спальню, принес оттуда два деревянных стула и поставил по обеим сторонам складного шахматного столика у большого окна. Грузовик все еще стоял возле дома, и улица была запружена медленно ехавшими машинами. – Ты – белыми, я – черными.

– Я еще не завтракала…

– Яйца в холодильнике, – махнул рукой Бенни. – Первым делом займемся партиями Боргова.

– Всеми?

– Он будет в Париже, когда ты туда приедешь.

Бет посмотрела на журналы у него в руках, скользнула взглядом в окно и перевела его на часы. Было десять минут девятого.

– Сначала я позавтракаю, – сказала она.

Пообедали они сэндвичами из ближайшего гастронома, не отрываясь от доски, а ужин заказали из китайской забегаловки на Первой авеню. Бенни не позволял Бет торопиться в дебютах – останавливал после каждого неочевидного хода и требовал объяснить, почему она пошла именно так; заставлял анализировать все действия, выбивавшиеся за рамки привычных схем; иногда в буквальном смысле хватал за руку, не позволяя сделать следующий ход, и начинал задавать вопросы: «Почему не конем?», «Почему он не поставил защиту от ладьи?» или «А что будет с отсталой пешкой?». Бенни был скрупулезен, дотошен и безжалостен. Бет и самой доводилось задаваться такими вопросами за годы игры в шахматы, но она никогда не искала ответы с такой одержимостью. Сейчас ее мозг то и дело удваивал обороты, хотелось немедленно проверить возможности, открывавшиеся на том или ином ходу шахматной партии, которую они воспроизводили на доске, броситься с позиции, найденной Лученко, Мекингом или Черняком, в молниеносную атаку на Боргова, но Бенни гасил ее порыв очередным вопросом о защите, об открывшихся ходах для белопольных и чернопольных фигур, о том, не нужно ли ладье занять такую-то вертикаль. Порой это бесило Бет, но она видела, что вопросы Бенни не лишены смысла. Она разыгрывала партии гроссмейстеров в уме с того дня, как ей в руки впервые попал выпуск «Шахматного обозрения», но не приводила свои знания в систему. Она разыгрывала эти партии, чтобы насладиться победой, ощутить дрожь волнения от смелой жертвы или форсированного мата, особенно в партиях, которые потому и публиковали в книгах и журналах, что в них таились драматические повороты – как в играх из сборников Фреда Рейнфельда [56] Фред Рейнфельд (1910–1964) – американский шахматный журналист и инструктор, входивший в 1930-е гг. в число сильнейших шахматистов США. , изобиловавших жертвами ферзя и нарочитыми эффектами. По своему турнирному опыту Бет знала, что не стоит ждать от соперника жертвы ферзя или внезапного мата конем и ладьей, однако подобные партии, напечатанные на бумаге, доставляли ей наслаждение. Она любила Морфи именно за это, а не за проходные матчи и уж точно не за проигранные унылые партии – а Морфи, как и все, бывало, проигрывал. Но обычные шахматы с банальными ходами всегда навевали на нее скуку, даже если в этих партиях участвовали гроссмейстеры, и совсем уж в тоску ее вгоняли Ройбен Файн с его анализом шахматных окончаний и статьи в «Шахматном обозрении» с разбором ошибок в анализе Ройбена Файна. Никогда в жизни она не занималась ничем подобным тому, что Бенни заставил ее делать сейчас.