Дафна Дю Морье - Путь к вершинам, или Джулиус [litres]

– Полагаю, для вас этот ужин особенный, – продолжал Джулиус. – Вам, верно, не каждый вечер удается поужинать внизу? Вы посещаете пансион или занимаетесь с гувернанткой?

– Ну вот, это просто очаровательно, – ответила она. – Вы считаете меня пансионеркой. Вынуждена вас огорчить – мне уже исполнилось двадцать четыре.

– Ну, я судил по вашему поведению, – не сдавался он. – Нынче совершенно невозможно определить возраст по внешнему виду. Женщины в Англии очень быстро стареют и позволяют себе совершенно опуститься.

Она молчала. Очевидно, он переступил все границы. Интересно, сколько может длиться этот словесный поединок? Наверное, в ее кругу принято поддерживать такой неестественный разговор бесконечно – кавалер забрасывает удочку, а дама решает, попадаться ей на крючок или еще нет.

«У меня нет времени на весь этот вздор», – подумал он, а вслух сказал:

– Расскажите, чем вы занимаетесь, мисс Дрейфус. Чем интересуетесь?

– Да всякой ерундой вроде музыки, картин и книг, мистер Леви, – ответила она. – Всем, что не представляет интереса для такого занятого человека, как вы.

Ему вдруг наскучила эта ее словесная оборона, остроты, которые следует уважительно выслушивать, и хотя он ответил ей, что, конечно, женщины могут позволить себе предаваться милым и необременительным занятиям, на самом деле ему подумалось, что на его месте Жан Блансар уже давно нашел бы способ с ней совладать.

Джулиус посмотрел на ее руки. Узкие, ухоженные ладони, длинные пальцы – да, пожалуй, руки говорят о женщине красноречивей всего. Потом перевел взгляд на шею, белые плечи, пышную грудь в низком вырезе платья. Все, что он увидел, было очень привлекательно, а представить остальное не составляло труда. Широкая кость, округлые бедра, затянутые корсетом; через несколько лет, возможно, располнеет.

– Обожаю Вагнера, – говорила она. – Итальянскую оперу со мной обсуждать бесполезно. Не знаю, мистер Леви, слышали ли вы дуэт из «Тристана и Изольды». Эти первые аккорды, нагнетание таинственности, волшебства…

Джулиус слушал ее вполуха, время от времени бормоча «да» или «нет», как от него, по всей видимости, и ожидалось, а сам с некоторой враждебностью размышлял о том, что заполучить дочь такого человека, как Уолтер Дрейфус, можно, только женившись на ней. Потом решил до времени отложить эти докучливые мысли, и вскоре все разговоры за столом смолкли: беседовали только он и хозяин дома. О Южной Африке, об алмазах, ценах на бирже, отношении Англии к колониям, а затем, конечно, о Лондоне, недвижимости, земельной ренте, горожанах, мелких буржуа и будущем благосостоянии. Джулиус сполна продемонстрировал блестящий ум и понимание ситуации в этом словесном поединке с Уолтером Дрейфусом, хотя еще несколько минут назад не счел нужным поддерживать подобный разговор с его дочерью.

Рейчел Дрейфус никогда не встречала никого похожего на Джулиуса Леви. Сначала он вызвал у нее глубокое неприятие своим высокомерием, презрительным тоном и намеренной грубостью, но к концу ужина она призналась себе, что он умен, в чем-то до гениальности, что его манера разговора и внешность по-своему привлекательны, и эта мысль ее взволновала и смутила.

Вот он объясняет что-то ее отцу, подкрепляя свои слова жестом, полный решимости доказать свою правоту, – почти болезненно бледный, гладкие черные волосы, тонкие губы. Неожиданно он поймал ее взгляд и улыбнулся, вызывающе – так ей показалось, – нагло, неприятно. Он будто бы читал ее мысли и знал о ней все. Она нареза́ла ананас мелкими кусочками, устремив взгляд в тарелку, не сомневаясь, что и во время разговора с ее отцом он не переставал внутренне посмеиваться над ее смущением. Он будто бы видел ее насквозь и знал, что ей это известно.

«Как неприятно», – думала она, краснея, не понимая, почему он действует на нее таким образом. Мужчины очень часто восхищались ею, говорили комплименты, и даже когда ее кузен Эдди Соломон попытался ее поцеловать, он не смотрел на нее так.

Она обрадовалась, когда мать поднялась со своего места, – стало быть, можно покинуть столовую, но и выходя, она спиной чувствовала его взгляд: насмешливый, проницательный и даже… непристойный. Он будто говорил: «Я знаю о вас такое, чего вы сами о себе не знаете».

Когда чуть позже мужчины присоединились к дамам в гостиной, она села поодаль и сделала вид, что листает книгу. Она ожидала, что Джулиус подойдет к ней и опять скажет что-нибудь фамильярное и до обидного неприятное, и ей, разумеется, придется его осадить. Однако он даже ни разу не взглянул в ее сторону, а сел рядом с ее матерью и принялся восхищаться гобеленом. Рейчел не удалось расслышать все, о чем они говорили, но мать много смеялась, очевидно наслаждаясь разговором. К ним присоединились ее братья, Уолтер и Эндрю, – им явно нравился Джулиус Леви. Значит, умеет быть обходительным, когда захочет, а оскорбительным тоном разговаривает только с ней.

Спустя некоторое время Рейчел, как и полагалось, попросили спеть. Привыкшая к такой просьбе, она направилась к роялю, боясь оказаться не в голосе и радуясь про себя, что никто не знает, как сильно бьется ее сердце и повлажнели ладони. Однако она справилась с этим испытанием, доказательством чему служили возгласы отца «браво, Рейчел!» и громкие аплодисменты братьев. Руперт Хартман принял довольный вид, а мать в бессчетный раз гордо сообщала кому-то: «Одно время мы подумывали о том, чтобы всерьез учить Рейчел пению. Нам сказали, что у нее большой талант. Не знаю… профессиональная певица – это ужасная стезя, не правда ли?» Впервые в жизни Рейчел рассердилась на мать за эту невинную похвальбу. Пела она средне, а из этих слов можно было вывести, что семья преувеличивает ее способности. Джулиус Леви никак на это не отреагировал – продолжал разговаривать с одним из ее братьев, будто бы все эти песенки и игра на пианино – досадная помеха. Рейчел не сомневалась, что поступает он так с целью сконфузить ее, надеясь таким гнусным и бесцеремонным обращением сломить ее достоинство. Она отошла в другой конец комнаты и завязала с матерью и Рупертом Хартманом оживленный разговор о достоинствах соперничающих теноров из Ковент-Гардена, намеренно демонстрируя свои познания в певческом мастерстве и говоря громче обычного, чтобы ее слышали и другие присутствующие.

Джулиус, крайне заинтересованный рассказом Эндрю Дрейфуса о посещении Йоханнесбурга и борьбе с контрабандой фальшивых алмазов, предпочел бы спокойно побеседовать с ним в курительном салоне, а потому с презрением следил за представлением, разыгрываемым его сестрой, думая при этом: «До чего жеманные существа эти женщины! Ждет, что я стану глядеть на нее».