Кристофер Ишервуд - Труды и дни мистера Норриса. Прощай, Берлин [сборник litres]

– Шмидт приходил.

Если бы неловкий спиннингист смахнул у Артура с головы парик, даже и тогда на его лице вряд ли появилось бы столь явное выражение испуга:

– Уильям, прошу вас, начните с самого худшего. Только не тяните ради бога. Когда он приходил? Вы сами с ним говорили? И что он сказал?

– Он ведь пытается вас шантажировать, правда?

Артур бросил в мою сторону быстрый взгляд:

– Он сам вам это сказал?

– Трудно было понять его иначе. Он сказал, что уже писал к вам и что если вы до конца этой недели не сделаете так, как он хочет, начнутся неприятности.

– Что, прямо так и сказал? О господи…

– Почему бы вам раньше не рассказать мне о том, что вы получили от него письмо, – с упреком сказал я.

– Я понимаю, мальчик мой, все я понимаю. – Артур был само отчаяние. – У меня последние две недели буквально на языке вертелось. Но знаете ли, не хотел вас без причины беспокоить. Все надеялся, что, может быть, как-нибудь да пронесет.

– Ладно, Артур, давайте начистоту: знает Шмидт о вас что-нибудь такое, что действительно может обернуться для вас серьезными неприятностями?

Все это время он нервно мерил шагами комнату – и тут вдруг опустился на стул и принялся рассматривать носки своих гамаш: безутешная фигура, по-домашнему, в сорочке.

– Да, Уильям, – произнес он тихим, извиняющимся голосом. – Боюсь, что знает.

– Какого рода эта информация?

– Право же, я… я не думаю, что даже вам я стал бы раскрывать детали моего прискорбного прошлого.

– Меня не интересуют детали. Единственное, что я хочу знать: может ли Шмидт каким-либо образом подвести вас под уголовную статью?

Артур подумал с минуту, глубокомысленно потирая подбородок:

– Не думаю, чтобы он на такое осмелился. Пожалуй, нет.

– А я бы на вашем месте не был в этом так уверен, – сказал я. – Мне показалось, что дела у него идут, мягко говоря, не самым лучшим образом. Что положение у него попросту отчаянное. И вид у него был такой, как будто он всерьез недоедает.

Артур снова вскочил и принялся бегать по комнате мелкими тревожными шажками.

– Давайте не будем впадать в панику, Уильям. Давайте сядем вместе и все хорошенько обдумаем.

– Вы не первый день знакомы со Шмидтом; как вам кажется, если вы заплатите ему разом хорошего отступного за то, чтобы он оставил вас в покое, он угомонится?

Артур ни секунды не колебался:

– Даже и не подумает. Это его, кровопийцу, только раззадорит… О боже мой, боже мой!

– А если вам взять и уехать из Германии, насовсем? Он сможет вас отыскать?

Артур, который уже воздел было в беспредельном отчаянии руки горе, вдруг замер:

– Пожалуй, что и нет… да нет же, наверняка не сможет, – и тут же испуганно посмотрел на меня. – Вы что, действительно считаете, что мне стоит уехать?

– И разом решить все проблемы. А что, есть какие-то альтернативы?

– Я таковых не вижу. Совершенно.

– Вот и я – то же самое.

Артур безнадежно повел плечами:

– Да-да, мой милый мальчик. Вам легко говорить. Но деньги – откуда взять денег?

– А мне казалось, что вы идете в гору. – Я изобразил на лице легкое удивление. Артур как-то ненавязчиво отвел взгляд, стараясь не встречаться со мной глазами:

– Только при определенных условиях.

– Вы имеете в виду, что можете заработать денег только здесь, в Германии?

– Н-ну, по большей части…

Этот допрос был ему явно не по вкусу, он уже начал проявлять признаки нетерпения. А я уже не мог противиться искушению и забросил удочку наугад:

– Но вам же платят ваши парижские друзья?

Я попал в самое яблочко. В мошеннических глазках Артура загорелся тревожный огонек – но не более того. Может быть, он давно был готов к подобному вопросу:

– Дорогой мой Уильям, я понятия не имею, о чем идет речь.

Я усмехнулся:

– Ладно, Артур, бог с вами. Это не мое дело. Я всего лишь пытаюсь вам помочь – как могу.

– Это, конечно, очень благородно с вашей стороны, мой дорогой мальчик, – вздохнул Артур. – Так это все сложно; так некстати…

– Во всяком случае, в одном мы можем быть совершенно уверены… Лучшее, что вы сейчас можете сделать, – это выслать Шмидту некоторую сумму, чтобы выиграть время. Сколько он хочет?

– Сотню, – выдавил из себя Артур, – прямо сейчас. И потом по пятьдесят в неделю.

– А он нахал. Как вам кажется, вы сможете найти полтораста марок?

– В случае крайней необходимости – наверное, да. Но так это, знаете ли, против шерсти.

– Я понимаю. Но в конечном счете это позволит вам сэкономить в десять раз бо́льшую сумму. Что я предлагаю: вы высылаете ему полторы сотни и письмо, в котором обещаете заплатить оставшуюся часть суммы к первому января…

– Но послушайте, Уильям…

– Погодите минуту. Тем временем вы сможете устроить свой отъезд из Германии – не позже конца декабря. Это даст вам три недели форы. Если вы сейчас согласитесь платить по первому его требованию, он не станет вас беспокоить до начала нового года. Он будет уверен в том, что вы у него на крючке.

– Да. Я думаю, вы правы. Мне придется приучить себя к этой мысли. Все это так неожиданно.

Артуром овладела внезапная вспышка возмущения:

– Экая ведь гнусная гадина! Если когда-нибудь мне представится возможность разделаться с ним раз и навсегда…

– Не стоит беспокоиться. Рано или поздно он сам себе сломает шею. Сейчас же самая главная проблема – где найти денег на ваш отъезд? Занять вам, вероятнее всего, не у кого?

Но Артур уже напал на другую какую-то мысль:

– Как-нибудь, но я из этой передряги непременно выпутаюсь. – Тон у него стал значительно энергичнее. – Дайте мне только время подумать.

Пока Артур думал, прошла неделя. Погода ничуть не улучшилась. И настроение от этих тусклых, гаснувших, едва успев начаться, дней у всех у нас складывалось препаршивое. Фройляйн Шрёдер жаловалась на боли в спине. У Артура пошаливала печень. Ученики у меня, как на подбор, пошли безалаберные и глупые. Я чувствовал себя не в своей тарелке и срывался по пустякам. Меня уже тошнило от нашей убогой квартиры, от голого, облупленного фасада напротив, от промозглых улиц, от затхлого, шумного ресторанчика, в который мы ходили, чтобы съесть дешевый комплексный ужин: пережаренное мясо, неизменную кислую капусту, суп.

– Бог ты мой, – воскликнул я как-то вечером, обращаясь к Артуру, – чего бы я только не дал, чтобы на пару дней вырваться из этой берлинской дыры!

Артур, который задумчиво и отрешенно ковырял в зубах, внимательно на меня посмотрел. И к немалому моему удивлению, явно вознамерился помочь мне развеяться:

– Должен вам заметить, Уильям, я и сам обратил внимание, что как-то вы в последнее время утратили свойственную вам жизнерадостность. И вид у вас, знаете ли, какой-то бледный.