Жоржи Амаду - Генералы песчаных карьеров [litres]

– Думаю, вы понимаете, о чем идет речь…

Падре смотрел на него широко открытыми глазами, но, спохватившись, потупился:

– Наверно, о детях…

– Грешник не может скрыть своего прегрешения, оно неотступно стоит перед его мысленным взором… – проговорил каноник, и при этих словах даже подобие сердечности исчезло.

Жозе Педро затрепетал. Начинается то, чего он так боялся: священнослужители, которым он обязан подчиняться и которые могли постичь истинную волю Господа, считают, что он вел себя неправильно. Он трепетал не перед каноником и не потому, что боялся гнева архиепископа: падре Жозе Педро страшился нанести обиду Богу. И даже руки у него задрожали.

Голос каноника вновь смягчился – он звучал теперь мягко и нежно, как у женщины, – как у женщины, которая говорит мужчине, что никогда не будет принадлежать ему:

– Да, падре, нам неоднократно жаловались на вас, но его преосвященство закрывал на это глаза в надежде, что вы сами осознаете свои заблуждения и исправитесь…

Взгляд его был суров. Падре Жозе Педро опять опустил голову.

– Не так давно мы получили жалобу вдовы Сантос. Оказывается, вы не препятствовали банде каких-то мальчишек издеваться над нею. Точней говоря, вы даже подстрекали этих хулиганов. Что вы мне на это ответите, падре?

– Это неправда, сеньор каноник.

– Вы хотите сказать, что вдова Сантос лжет?

Каноник сверлил его глазами, но на этот раз падре выдержал его взгляд и повторил:

– Это неправда.

– Вам, должно быть, известно, что вдова Сантос – одна из самых ревностных и богобоязненных наших прихожанок, защитница благочестия и веры. Вам известно, как щедро она жертвует?..

– Я объясню, как было дело…

– Не перебивайте меня. Разве вас не учили в семинарии смиренно и почтительно слушать тех, кто призван руководить вами на стезе священнослужения? Впрочем, мне припоминается, что вы не были в числе первых учеников…

Падре Жозе Педро знал это, и не было необходимости напоминать, что в семинарии он считался из последних. Именно поэтому так боялся он совершить ошибку и оскорбить Господа. Наверно, каноник прав: ведь он такой умный и так близок к Господу, а это больше, чем ум, это высшая мудрость.

Каноник сделал небрежное движение, точно отбрасывая прочь историю со вдовой, и голос его опять зазвучал проникновенно и мягко:

– Теперь перейдем к гораздо более серьезному делу. По вашей вине, падре, у нас возникли трения с городскими властями. Вам известно, что вы натворили?

Падре и не пытался отрицать:

– Вы про мальчугана, захворавшего ветрянкой?

– Оспой, падре, оспой. Вы скрыли это от санитарных властей…

Вера падре Жозе Педро в милосердие Божье была беспредельна. Он часто думал, что Господь не осудит его за то, что он делал. И сейчас эта вера придала ему сил выпрямиться и взглянуть в лицо каноника.

– Вы знаете, что такое лепрозорий?

Каноник не ответил.

– Оттуда возвращаются единицы. А тут – мальчик, ребенок… Отправить его в бараки – все равно что совершить убийство!

– Это не наше дело, – произнес каноник тусклым, лишенным интонаций голосом, однако очень убежденно. – Это компетенция санитарного управления. А мы обязаны уважать закон.

– Даже если этот закон противоречит милосердию Господа?

– Что вы знаете о милосердии Господа? Не переоцениваете ли вы свой разум, берясь судить о божественных предначертаниях? Вас обуяла гордыня.

– Я хорошо знаю, что я – невежда, недостойный служить Богу, – попытался объясниться падре Жозе. – Но эти дети растут как трава, до них никому нет дела, и потому я намеревался…

– Доброе намерение не оправдывает дурных поступков, – прервал его каноник, и мягкость, с которой он произнес эти слова, противоречила заключенной в них непреклонности.

Падре опять почувствовал душевное смятение, но, обратив помыслы к Богу, сумел овладеть собой.

– Что же дурного в моих поступках? С этими мальчиками никто и никогда не говорил всерьез о Боге. Они не имеют представления о вере, они валят в одну кучу святых и негритянских идолов. Я хотел спасти заблуждающихся…

– Я ведь уже сказал вам, что вы действовали из благородных побуждений, но деяния ваши оказались пагубны…

– Но ведь вы не знаете этих мальчишек! – воскликнул падре и тотчас почувствовал на себе острый взгляд каноника. – Они еще дети по годам и взрослые по образу жизни. Они ведут себя как мужчины, они уже познали и испытали всю житейскую грязь и мерзость… Для того чтобы не отпугнуть их, мне и приходилось иногда поступать против совести.

– Вы пошли у них на поводу.

– Да, мне случалось подчиняться им в мелочах, но лишь затем, чтобы достичь успеха в целом.

– Вы закрывали глаза на преступления этих выродков и тем самым одобряли их.

– Да в чем же они виноваты?! – Падре вдруг вспомнились слова Жоана де Адана. – Кто заботится о них? Кто их учит и наставляет? Кто им помогает? У кого найдется для них доброе слово? – Падре был так возбужден, что каноник, не переставая сверлить его глазами, отодвинулся подальше. – Они воруют, чтобы не умереть с голоду, а состоятельные люди предпочитают швырять деньги, жертвовать на церковь и даже не вспоминают о том, что рядом с ними голодают дети! В чем же их вина?..

– Прошу вас замолчать, – повелительно произнес каноник. – Если бы я не знал вас, то подумал бы, что слышу коммуниста. Да и нетрудно стать коммунистом, потершись среди этого сброда и наслушавшись всяких бредней… Вы и впрямь коммунист, падре, вы – враг церкви.

Жозе Педро глядел на него в ужасе. Каноник поднялся, простер к нему руку:

– Хочу верить, что Господь в неизреченном милосердии своем простит ваши слова и поступки. Вы оскорбили Бога и церковь! Вы запятнали бесчестьем одеяние священнослужителя. Вы попрали законы государства и церкви. Вы действовали как коммунист. И поэтому мы не можем доверить вам приход. Ступайте, – тут голос его, не потеряв властных, не допускающих возражений интонаций, вновь зазвучал мягко, – ступайте, покайтесь в своих грехах, всецело посвятите себя добрым католикам вашей церкви, выбросьте из головы эти коммунистические бредни – иначе мы будем вынуждены принять более суровые меры. Неужели вы думаете, что Господь одобряет ваши поступки? Взгляните на себя трезво: вам ли пытаться проникнуть в сокровенный смысл божественных откровений?..

Он повернулся к Жозе Педро спиной и направился к двери. Падре в растерянности сделал два шага следом, хрипло, как в удушье, проговорил:

– Среди них есть мальчик, который хотел бы стать священником…

– Наш разговор окончен, падре. Вы свободны. Да вразумит вас Господь.

Но падре Жозе неподвижно стоял еще несколько минут, словно хотел что-то сказать, но так ничего и не произнес, только глядел на дверь, за которой скрылся каноник. Он ни о чем не мог думать и стоял в своей грязной, заплатанной сутане, чуть подавшись вперед, все еще протягивая вслед ушедшему руки, широко открыв испуганные глаза, беззвучно шевеля подрагивающими губами. Тяжелые шторы не пропускали в комнату солнечный свет. Со всех сторон Жозе Педро обступала тьма.