Константин Коровин - «То было давно… там… в России…»

— Их осемь, — сказал возчик Захар.

— А почему ты знаешь, что их восемь? — спросил я.

— Да ведь слыхать: четыре матерых, а то молодые.

— А почто они это воют?

— Эх, почто. Жалуются.

— Как — жалуются? Кому?

— Как — кому? Богу. Просят, значит, прощенья за живодерство ихнее. Человек-то пост держит. Хошь — ест мясное, хошь — не ест. А волк — никак не возможно.

— Это верно, — заметил Василий Княжев. — Это они молитву поют об жисти их волчьей, чтоб с голоду по зиме не сдохнуть. Да ведь другой бы тоже б завыл, не хуже волка, да совестится. Засмеют — боится.

Впереди, в тишине ночи, послышался стук колес на мосту.

— Это наши едут, — сказал Василий.

— Трогай, — говорю я Захару, — мы далеко отстали. Вон, они мост переехали.

— Чего мост? Нам ведь на мост не надоть, — ответил Захар. — Мельница влево будет, а на мост, это — прямо к волкам, значит…

Вдруг впереди мелькнул огонек — кто-то ехал на нас. Вот уж и видно курящего доктора Ивана Ивановича.

Когда мы подъехали, доктор соскочил с тарантаса и, подойдя к нам, сказал:

— Что делается! Не туда поехали. Слышали, как волки-то воют? На них ведь едем. У Павла Александровича одно ружье, и то — дробь. А у Василия Сергеевича удочка только. Ну, револьвер еще. А что с револьвером? Ну, Василий Сергеевич: «Стой! Дальше не еду…» Да и дороги никто не знает. Вернулся за вами. Отстали вы далеко.

— На мост не надоть, — говорит Захар. — Влево брать, на мельницу ежели.

— Волки далеко, — говорю я. — Это в Остеевской пустоши.

— Не, — сказал Захар, — ближе. Версты три, не боле, в болоте.

— Они там все у моста, — сказал Иван Иванович. — Ехать не хотят. Ждут утра.

Доктор сел в повозку, и мы тронулись.

Показался заросший берег реки. У моста я увидел тарантас. В нем сидел толстый Юрий Сергеевич, луна освещала его круглое лицо, около стояли возчики.

— Слышишь, они в унисон лупят: ре, ля бемоль наверху. Интересная штука. Жутковато только. Они ведь недалеко.

— Да-с, — сказал Павел Александрович, — прекрасно. Волки воют. Ну, а что же дальше?

— А где Василий Сергеевич и Николай? — спросил доктор.

— Здесь, — услышал я голос приятеля Васи. — Да-с, я здесь лучше себя чувствую, — говорил он, сидя, как оказалось, на сучьях сосны. — Только дайте мне веревку или вожжи: я себя привяжу. А то задремлешь, свалишься. Ночью я не намерен ехать. Да-с.

— А где же Николай Васильевич?

— Я здесь, — слышим мы кроткий голос приятеля Коли с соседней сосны. — Я-то не боюсь, только у меня никакого оружия нет.

— В последний раз прошу тебя, полезай, Юрий, — сказал Вася. — У вас, конечно, есть два ружья, а у меня — револьвер. Но хорошо, если они начнут жрать сначала лошадей, — тогда мы успеем обстрелять их. А если с тебя начнут — что тогда? Разорвут ведь в клочья!

— Да чего это, право, — говорит Василий Княжев, собирая валежник и сучья. — Я сейчас зажгу костер, так ни один леший не подойдет.

Возчики и Василий рубили топорами можжуху и сушняк. И вскоре запылал огромный костер. Он осветил округу, лес, лошадей, реку. Княжев, подвешивая на огонь котелок, сказал мне:

— Хорошо бы солонинки сварить. Видать, что не поедем до утра.

— Вот это верно, — соглашается Юрий Сергеевич. — Молодец, Василий. Ну-ка, доставай, закусим. Слезай, Вася.

— Это вы там правильно придумали, — говорит Вася с дерева. — Но я все же здесь посижу.

Набили полный котелок солонины. Около костра было тепло. По рукам передавали стакан, а Василий каждому наливал аккуратно.

— Хороша солонина, — говорили возчики.

— А теперь в Москве, в кружке, ужинают. Всего ведь двести верст, а никому там и в голову не придет, ни Южину, ни Рыбакову, ни Станиславскому, что здесь волки сожрали композитора Сахновского, художника Коровина, самого директора кружка Кузнецова, — говорил медленно Коля Курин, сидя на сосне. — На другой день — газеты, сенсация, панихида; в Консерватории, в Филармонии ученицы плачут. В редакции «Русского слова», в «Московских ведомостях» — радость. Статья: «Съеденные волками декаденты: Коровин, Сахновский…»

С другой сосны басом говорит Василий Сергеевич:

— Радость вдовы подьячего, что без остатка сожрали волки супруга…

В это время раздался треск, и Коля Курин как-то кубарем ахнул на землю.

— Вот хорошо! — смеялся Юрий Сергеевич. — Жаль, волков нет, а то бы тебя в клочки.

— Я ногу, брат, ушиб… Вот черт! Хорошо, невысоко и мох, — говорил, прихрамывая, подходивший к костру Коля.

— Слышите, — вдруг закричал Василий Сергеевич.

Вдали, за поворотом леса, у реки был слышен шум.

— Знать, едут, — сказал Захар.

Слышно было, как приятель Вася полез на сосне выше. На повороте осветилась большая лошадь, телега. Ехавший остановился. На телеге лежали мешки.

— Помольцы, — сказал Захар.

Показалась вторая телега. Тоже остановилась.

Захар крикнул:

— Чего стал?

— Свои небось.

Первая телега тронулась. Мужик, держа лошадь за узду, остановился около нас и сказал:

— Бог в помощь.

Другая телега тоже подъехала. Мужик и баба глядели на нас молча.

— Чего? Это, знать, по охоте заблудили? — спросил первый.

— Нет, — сказал возчик Батранов, — волков пережидаем. Рядом выли.

— Это далече, — сказал помолец. — Они нешто пойдут на человека. Нешто волк — дурак? Он знает: топор у мужика. Н-да. Топор.

— А вы откель? — спросил Захар.

— Мы-то. С помолу едем. Мы с выселок.

— Ну-ка, Василий, поднеси им по стаканчику, — предложил Юрий.

— Благодарствуем, — сказали помольцы. — А мы-то думали, чего это в таку пору? Что за народ у моста? Не лихо ли дело? Тут, у моста, эта-во, завсегда пугает. Кто-то бегает, песни поет. А кто — не видать. А вы, по охоте ежели, приезжайте к нам на выселки. У нас охота рядом. Тетеревей чтó! Приезжайте ко мне: Василий Макаров, чай пить у меня с медом. Ну, спасибо. И-их. Хороша солонина-то.

Простившись, помольцы поехали.

— Ну, вот что. Едем скорее, — слезая с сосны, говорил Василий Сергеевич. — Волки — черт с ними, но уж от этой певицы, которая здесь бегает, подальше… Черт принес. Благодарю покорно. Честное слово, в последний раз еду. Каждый раз ерунда какая-нибудь. Бегает, поет… Едемте.

Сели в повозки. Переехали мост. За поворотом темнели большие ели, и в небе чуть мерцал свет утра.

Вдруг, слышим, сзади по мосту стук. Кто-то будто пробежал. Было что-то страшное в этом звуке.

Василий Сергеевич выстрелил из револьвера и крикнул: «Вот тебе!» И еще выстрелил: «Вот тебе, вот тебе».

И опять было слышно: кто-то побежал по мосту.

— Пугает… — сказал возчик.

Краем реки поднимались в гору. Дорога шла по песку, покрытому чистым мелким ельником. Светало. Вдали показался большой темный лес, как гребень. Под горой мы услыхали шум мельницы. В доме мельника мерцал огонек в окнах.