Борис Зубавин - От рассвета до полудня [повести и рассказы]

Никто, конечно, об этих болях не догадывался, поскольку она всем своим видом, всеми своими поступками старалась (и небезуспешно) доказать совсем иное, противоположное, будто ей как раз по нраву такое одинокое житье на свете.

— Да чтоб я ему носки стирала, пуговицы к штанам пришивала, — громко, решительно, по обыкновению, говорила она. — Да пошел он к чертовой матери с таким семейным счастьем!

И все принимали эти слова за чистую монету.

— Я живу и горя не знаю. Сама себе хозяйка. Куда ушла, во сколько пришла — ни перед кем не обязана отчитываться.

А в действительности ей так не хватало этой домостроевской подотчетности, так порою бывало горько и обидно оттого, что некому даже майку постирать, паршивую пуговицу к брюкам пришить. И не любила долго задерживаться дома еще потому, что в квартире жила дружная, счастливая, многодетная, весело-крикливая семья, а она ютилась возле той семьи в тесной комнате, где с трудом умещались диван-кровать, шифоньер да столик со стульями.

С утра до полуночи занималась она клубными делами. Чего только в клубе у нее не было: кружки, киносеансы, балы, собрания, лекции-беседы, концерты, даже выставки цветов и овощей, взращенных поселковыми садоводами-огородниками, даже секция борьбы самбо и три футбольные команды, игравшие на первенство района. Работы хватало: денежные отчеты, телефонные переговоры, поездки в кинопрокат, на районные совещания работников культуры, в Мосэстраду, так что передохнуть иной раз было некогда. Но если выпадало свободное время, она лихо играла на бильярде, по-мужски задирая ногу, и очень гневалась, когда проигрывала. Штатный персонал обыгрывать ее не осмеливался, так как можно было свободно на целый день испортить настроение не только директорше, по и всем сослуживцам.

При клубе был актив общественности, в котором состояли не только уважаемые машиностроители, но и подростки, вертевшиеся по вечерам у входа, возле кассы, под колоннами и готовые выполнить любое Валюшино указание. Среди таких старателей после новогоднего вечера очутился и Женька Свиблов. Хотя он и ходил еще в своем стареньком поддергайчике, но перемены, происшедшие с ним в новом году, были значительны: Женьку устроили на машиностроительный, и он успешно копил деньги на новое пальто. Хранение этих сбережений было поручено Валентине Прокофьевне.

И вот однажды в мартовскую субботу Свиблов забрал у Валюшн деньги и отправился в город делать первую самостоятельную большую покупку. И так ему повезло, такое пальтецо он себе отхватил, что когда явился вечером в клуб, то даже Валентина Прокофьевна всплеснула руками и восхищенно воскликнула:

— Ах, какая обновка! Поролоновое, самое модное! Где ты его достал?

— Да в Орликовом переулке.

— И сидит, как на тебя сшито, Женя. Ты такой в нем солидный и исключительно нарядный! Повернись-ка!

Он обрадованно и смущенно поворачивался перед ней, еще не ведая о том, какая огромная беда вот-вот должна случиться с ним. Откуда ему было знать, что дружинник, дежуривший возле клуба, уже сообщил по телефону-автомату в отделение милиции о том, что в клубе машиностроителей появился ранее судимый за кражу Свиблов Евгений в новом пальто. Поролоновом, коричневого цвета, с трикотажным воротником, с поясом. Участковый милиционер, воскликнув: "Ах, вот как!" — велел не спускать с этого жулика глаз, а сам поспешил в клуб, чтобы принять личное, непосредственное участие в задержании преступного элемента. Конечно, если бы это был капитан Карпов, тот наверняка несколько иначе взглянул бы на дело, подумал, прикинул и, вероятно, усомнился бы в целесообразности и необходимости немедленного задержания Женьки Свиблова, Но Карпов, как назло, уже находился в отставке, на пенсии, а новый участковый, молодой, ловкий, энергичный, образованный, даже рассвирепел, узнав, что Свиблов, имевший судимость за кражу, так свободно и нагло разгуливает у всех на глазах в новом коричневом поролоновом пальто.

Когда участковый подошел к клубу, на улице уже вовсе смерилось. У входа прогуливались два дружинника и незаметно, старательно, в четыре глаза следили за тем, чтобы Свиблов не вздумал улизнуть из клуба. Участковый поманил их в сторону и таинственно спросил:

— Здесь?

— Здесь, — еще таинственнее прошептали дружинники.

— Будем брать на улице, чтобы меньше шума. Один из вас пойдет и вызовет его сюда, за угол. Мы тут его и задержим. Ясно?

Женька, как известно, ничего об этом не знал и упоенно разгуливал по клубкому вестибюлю, красуясь на виду у всех знакомых в новом пальто. И вот к нему подходит дружинник и вежливо, беспристрастно говорит:

— Выйдем, Свиблов, на минутку. Дело есть.

— Пожалуйста, — великодушно говорит Женька и следует за дружинником под колонны и дальше за угол, где его поджидают участковый милиционер и второй общественник.

— Свиблов? — строго спросил милицейский, офицер.

— Свиблов, — ответил Женька, холодея и меняясь лицом от страха.

И по тому, как плотно окружили его трое, и по жесткому, непреклонному, ничего хорошего не сулившему голосу участкового он почувствовал, что сейчас с ним должно случиться что-то невероятно страшное.

— Где взял пальто?

— Купил.

— Врешь.

— Не вру, товарищ лейтенант.

— Пошли со мной.

— Куда?

— Там увидишь. Пошли.

— Не пойду. Никуда с вами не пойду.

— Пойдешь. Какой размер пальто? Быстро!

— Сорок восьмой.

— Рост?

— Второй.

— Цена?

— Семьдесят шесть рублей, восемьдесят пять копеек.

— Все правильно. Ловко заучил. Пошли. И не думай бежать, Свиблов.

— Не пойду!

— Взять! — скомандовал участковый.

Дружинники схватили Женьку за руки и уже скрутили их было за спину, как он извернулся и упал в мокрый снег, увлекая за собой помощников участкового. Одно он только понял в тот миг — что его арестовывают и что, если он поддастся, не миновать ему вновь колонии. Когда капитан Карпов первый раз арестовывал его, Женька даже не пытался сопротивляться: виноват — значит, туда и дорога. Но сейчас была совсем другая ситуация. Он не знал за собой никакой вины и, крутясь, изворачиваясь под навалившимися на него, сопящими от усердия дружинниками, завопил истошным, плачущим голосом:

— Позовите Валюшу! Скорее позовите Валюшу!

Все случилось в мгновение ока. Кто-то из мальчишек, глазевших на возню, кинулся в клуб — и вот она уже стоит рядом с участковым и властно приказывает:

— Прекратить! Сейчас же прекратить издевательство!

И, как только раздался ее окрик, возня на снегу разом стихла.

— Встать! — кричала Валентина Прокофьевна.

Дружинники поспешно исполнили её распоряжение.

— Вставай, Женя, — передохнув, ласково проговорила она. — За что они тебя?