Анатолий Клещенко - Это случилось в тайге [сборник повестей]

Рыбачили с поплавнем, добывали пастями глухарей. Что ни год, перегораживали заездками речку Ухоронгу, и, приезжая домой на каникулы, Генка с гордостью слушал Петровы отчеты:

— Ну, связчик, хариусов центнера четыре удалось взять, с центнер тайменя да ленка. Кабы шуга не поторопилась забить корыто, еще столь же бы взяли!

Благодаря Шкурихину Генка и впрямь стал добытчиком. Правда, когда Петр женился, зажил своим домом, в большинстве случаев стал обходиться без него. Но если приглашал в напарники, добытое делил честно, на две равные доли, никогда не спираясь на молодость и неопытность товарища. Наоборот, останавливал, когда тот накладывал не по силе ношу, показывая свое удальство, или хотел поступиться в пользу Петра лучшей частью добычи.

И мясо и рыбу добывали воровски, таясь от чужих глаз, но это, пожалуй, привлекало больше всего. Кто-то писал грозные законы, караулил на таежных тропах, старался неожиданно вынырнуть из тумана на быстроходной моторке или нагрянуть с обыском. А они с Петром смеялись над ними. Они были сильнее и проворнее, Генка Дьяконов и Петр Шкурихин. Плевали на все рыбнадзоры и охотинспекции!

Правда, в первые годы беспокоили их не часто: ловить красную рыбу вопреки запретам считалось привилегией бакенщиков. Мол, и не уследишь за ними, и то учесть надо, как людям кормиться, — заработок больно уж невелик, рыба на реке держит.

Когда стали поджимать, Петр изменил тактику. Научился ладить с инспекторами, с милицией — черт, он со всеми мог ладить! Как правило, работники рыбнадзора заезжали к нему ночевать. Тогда Шкурихин заводил моторку и уплывал в леспромхоз за спиртом. А утром, после отъезда гостей, кликал иной, раз Генку:

— Помоги перемет разобрать. Рыбнадзоровские у кого-то наверху отобрали, совсем новый.

Знал, что уж Генка-то умеет держать язык за зубами.

В тумане, белом и плотном, как вата, незвонко провыла сирена. Увидеть что-либо немыслимо, но Петр Шкурихин, вывешивавший показатели глубины, спрыгнул чуть не с половины мачты и сказал уверенно:

— Пассажирский кричит, "Ласточка". Ей туман не туман — один черт. Нюхом, что ли, капитан фарватер угадывает?

Генка подвинулся, давая ему место на короткой скамеечке. Петр сел, вытащил мятую пачку "Байкала" и принялся чинить порванную папироску. Утро уступало дорогу дню, туман уже начинал рассеиваться, редеть. Из-под широкого листа подорожника, усыпанного мелкими бисеринками влаги, неохотно вылез толстобрюхий кузнечик, зябко потер над спиной лапки и, решившись, ускочил за куст жимолости. Там он попробовал застрекотать, но сразу умолк.

— Попытать за хариусом сходить на Ухоронгу? — Генка вопросительно покосился на Петра. — Как думаешь? Если на обманку худо еще берет, можно на кузнецов попробовать.

Петр помолчал, раскуривая папиросу. Только убедившись в качественности ремонта и сплюнув попавший-таки на язык табак, вспомнил, о чем спрашивали.

— Только и остается теперь — по речкам за хариусом. Стерлядка, брат, жжется нынче! — Он перехватил недоумевающий взгляд Генки и пояснил: — Рыбнадзор новый объявился, Кондратьев по фамилии. Водку не пьет — говорят, язва у него, что ли. Ну и вообще… с паршивым характером.

— Сволочь?

— Не поймешь. Сам вроде не против самоловов — говорит, не их, а поплавки запрещать надо. Да это и верно, конечно, в поплавень стерлядка чуть не двухвершковая набивается, а на самолов такую редко поймаешь. Что поплавнями весь молодняк переводят, это так и есть. Но ведь он, гад, Кондратьев, и самоловы почем зря шерстит. Я, мол, не против, но закон предписывает. Закон!

Петр выплюнул это слово, вместе с папиросой, завонявшей горелой бумагой, раздавил обутой в новый бродень ногой.

— Обманем! — самоуверенно усмехнулся Генка. — Черта лысого в тумане поймает!

Туман над шиверой, куда он показал кивком головы, отчего великоватая форменная фуражка передвинулась к затылку, сызнова начал уплотняться. Потом из шума воды в шивере выделился шум работающего двигателя. Тоже белый и призрачный, теплоход перед самым бакеном вылез из белой призрачной мглы и снова смешался с туманом. Только красный шар бакена, прыгая на поднятой волне, словно бы кланялся ему вслед — провожал добрыми пожеланиями.

— Молодчик! — похвалил капитана Шкурихин.

— Многие в туман плавают, Петро. Не он один.

— Сравнил тоже! Катера плавают — это другое дело. Ну, груз, ну, команда. А тут, в случае чего, за живых людей отвечаешь. Так пойдешь на Ухоронгу? — вдруг вспомнил Шкурихин.

— Может, пару переметов замечем, пока туман?

— Рыба плохо что-то попадать стала, товарищ. У меня три дольника стоят пониже трав, сегодня вытащить думаю. Чтобы не гноить зря.

— Пойду по хариусов, — решил Генка.

Опять завыла сирена, на этот раз где-то выше по течению. Под слоем тумана, уже приподнявшегося от воды, показался приземистый корпус катера, — казалось, будто на мачтах и на рубке он тащит за собой облако. Видно было, как с кормы к носу, опираясь на полосатую наметку, прошел босоногий человек очень маленького роста в сером клеенчатом плаще. Катер развернулся, явно направляясь, к берегу, мотор сбавил обороты.

— Черт кого-то несет, — пробурчал Петр и неторопливо зашагал вниз, к воде.

— Батя! Катер пристает зачем-то! — крикнул Генка в открытое окно дома и, не слушая, о чем спрашивает Матвей Федорович, побежал за Петром.

Подрабатывая на малом, катер, обогнув травы, подошел к самому берегу, ткнулся штевнем в песок. Неказистый с виду, мышиного цвета, он несправедливо именовался "Альбатросом". Вся кормовая часть была завалена конструкциями из толстой проволоки, завернутыми в брезент тюками, рюкзаками и ящиками.

— Прибыли, товарищи! — крикнул кому-то невидимому человек в плаще и, подобрав полы, невежливо повернув Генке с Петром обтянутый лыжными штанами зад, лёг животом на борт. Свесив ноги, пытаясь достать ими до воды, смешно заперебирал пальцами.

— Прыгай валяй! — хохотнул Петр.

Человечек послушался, оттолкнулся локтями и тяжело спрыгнул в мелкую воду, тонким голосом ужаснувшись:

— Ой!

Выходя на пологий берег, он после каждого шага брезгливо встряхивал ногой, рассыпая брызги, и снова осторожно ступал в воду. Выбравшись на сухое, вытер каждую ногу о штанину другой, с трудом удерживая в равновесии тучное тело, протер носовым платком роговые очки и только после этого сказал:

— Здравствуйте!

Ответил ему только Генка.

— Экспедиция, что ли? — спросил Петр, забывая ответить на приветствие.

— Геологи? — от нечего делать поинтересовался, в свою очередь, Генка, уверенный, что, безусловно, геологи.

— С вашего разрешения — паразитологи. Вера Николаевна! Сергей Сергеевич! Эля! Пора выгружаться наконец! — вдруг заорал он, поворачиваясь к катеру.