Анатолий Клещенко - Это случилось в тайге [сборник повестей]

— Вроде бы. Вы, может, чаю попьете?.. Ну, не чаю, а так, горяченького. Воды можно скипятить и заварить брусничником.

— Если вы будете настолько любезны.

— Какой может быть разговор, сейчас!

— Вы сидите, я сделаю, — вмешался Ольхин.

Пока Васька, найдя подходящую палку, пристраивал ее над костром и вешал ведро, Иван Терентьевич тоже хлебнул спирта, спрятал остатки — от соблазна, закурил новую сигарету. Около костра ему стало жарковато, он передвинулся ближе к Анастасии Яковлевне, миролюбиво сказал "Ну! Ну!" недовольно заворчавшей Зорке. Осторожно тронул учительницу за руку:

— Вы, Анастасия Яковлевна, не переживайте. Что с летчиками так получилось — мы ни при чем. Судьба, нашей вины тут нет. А касательно нас — вертолет с часу на час прилететь должен. Сами знаете, самое дорогое — люди, а самолет еще и металл, золотой запас то есть, транспортировал. Так что сейчас до самой Москвы переполох идет насчет нашей пропажи…

Он сделал паузу, затягиваясь сигаретой, и в это мгновение раздалось тихое, жалобное:

— Пи-ить…

Тревожно вскинула голову Анастасия Яковлевна, незрячие ее глаза смотрели в сторону самолета. Выпрямился у костра, не обращая внимания на лезущий в глаза дым, Ольхин. Иван Терентьевич, забыв о больной руке, хотел опереться на нее, вскакивая на ноги. Кинулся к кружке, к ведру…

— Черт! Горячая!

Он беспомощно посмотрел на Ольхина, перевел взгляд на летчика, на кружку в своей руке… И Ольхин молча выхватил у него кружку, перешагнул через лейтенанта, прыжками пронесся вниз по склону. Прежде чем Иван Терентьевич осознал это, он уже скрылся, потерялся в подлеске.

Лейтенант спал, полуоткрыв рот. Из угла рта серебряной нитью стекала тонкая — как у детей — слюнка.

— Пииить…

Заручьев поспешил к летчику. Тот по-прежнему лежал на спине, но полушубок теперь вовсе сполз, и казалось, рядом с раненым лежит еще человек. Глаза летчика были широко открыты, взгляд осмыслен.

— Пить…

— Сейчас, — заволновался Иван Терентьевич. — Вода будет. Есть, но горячая. Сейчас принесут…

— Очень хочется пить, — шепеляво сказал летчик, закрывая глаза.

Лейтенант спал. Анастасия Яковлевна, привстав, напряженно вслушивалась в происходящее. А Иван Терентьевич ждал, и секунды казались ему минутами. Нет, он ждал не Ольхина — воду, холодную воду, черт ее побери! Неужели парень удрал?

Ольхин вернулся. Иван Терентьевич принял это как должное, еще обругал:

— Тянешься, как старая баба…

— Вода же, — объяснил Ольхин, — неохота расплескать…

Летчик пил маленькими, медленными глотками. Опорожнив кружку, поблагодарил:

— Спасибо. — Помолчал. — Все… живы?

Теперь помолчал Иван Терентьевич. Потом сказал:

— Пассажиры — все.

Летчик снова закрыл глаза. Иван Терентьевич укутал его полушубком и отошел.

— Как он? — вполголоса спросила Анастасия Яковлевна.

Заручьев пожал плечами, забыв, что учительница не видит. Поправился:

— Пришел в себя, разговаривает, а как дальше… Я же не врач, сами понимаете.

Он прямо под ногами у себя нарвал брусничника, бросил в ведро с кипятком. Минуту-другую повременив, зачерпнул кружку и, слив немного, чтобы не плескать, подал учительнице.

— Осторожно, горячий. Может, шанежку скушаете?

— Спасибо, не хочу. Вот Зорке, пожалуйста, дайте что-нибудь…

Заручьев бросил собаке полпирожка, та только понюхала брезгливо.

— Не жрет! — удивился Иван Терентьевич. — Пирожок с мясом! Ну, матушка…

— Проголодается — съест, — сказала Анастасия Яковлевна. — Как вы думаете, скоро за нами прилетят?

— А кто знает? На розыски, наверное, уже вылетели. Но ведь как может быть: обнаружат нас, а взять нельзя. Значит, будут связываться по радио, вертолет затребуют. Одним словом, до вечера, чего доброго, придется посидеть у костра, так что набирайтесь терпения.

— Меня беспокоит состояние летчика. А тот, второй… Наверное, его ждут дома. Дети, жена…

— Не повезло, — сказал Иван Терентьевич.

Проснулся Гарькушин и сунул руку за пазуху. Спросил:

— Не слышно?

Иван Терентьевич понял:

— Пока нет. Другие места, видать, прочесывают, до наших не добрались. Чайку выпьешь?

— Потом, — отказался лейтенант, поднимаясь. — Наго заготовить дрова и мох. Чтобы, если появится вертолет, дать сигнал дымом. Пойдем, нас тут двое здоровых, больше некому, — повернулся он к Ольхину.

— Стараться все-таки быть на глазах? — напомнил тот вчерашние слова лейтенанта.

— Порядок есть порядок, — сказал Гарькушин.

Иван Терентьевич проводил их взглядом, потом наполнил кружку и поставил в сторону — остывать. Это все, что мог он сделать для раненого летчика.

Вернулись лейтенант с Ольхиным, приволокли дрова, Ольхин сел перекуривать. За компанию достал сигарету и Иван Терентьевич.

— Вообще-то сигареты экономить надо, — наставительно сказал он Ольхину. — Может, впереди целый день, а у меня полпачки осталось. У тебя как?

— Пачек двадцать. — Ольхин невесело усмехнулся. — Мужики наши подкинули: еду-то не к теще в гости!

— Тогда ничего.

— Что не к теще в гости?

— Да нет, что сигарет хватает. А там, — Иван Терентьевич махнул рукой куда-то в сторону, — там я тебе передачу принесу. Начальник твой, я думаю, позволит. А, лейтенант?

— Почему же нет? — пожал тот плечами.

— Правильно, — одобрил Иван Терентьевич, — потому что, говорят, от сумы да от тюрьмы не зарекайся…

— Раньше говорили, — сказал лейтенант.

— Пословицы — они вечные. Народная мудрость! — не согласился Иван Терентьевич.

— Пошли за мхом, — сказал лейтенант Ольхину.

Когда они скрылись в лесу, Иван Терентьевич, забыв, что кружка занята, достал бутылку… Чертыхнулся — не из горлышка же пить, спирт все-таки! Да и разводить нечем, — остуженного чая только всего что в кружке. Он может в любую минуту понадобиться пилоту.

— Бедному жениться — ночь коротка, — сказал себе Иван Терентьевич и от нечего делать принялся сортировать в сетках продукты. Рассортировав, подвесил сетки на сосне, подальше от костра. Взглянул на часы.

— Однако уже десять! А самолета не слыхать…

— Наверное, это не так просто, — сказала Анастасия Яковлевна. — Может быть, нет свободных самолетов…

— Раз такое чепе — найдут, — уверил Иван Терентьевич. — Десять рейсов отменят, а найдут. Знаете наверное, разбили трассу на участки, облетывают их, а до нашего еще не дошла очередь. Все делается планомерно. Правда, погода опять дурить начинает, снова облака слоем пошли…

— Что ж, будем ждать, — вздохнула учительница. — Все равно больше ничего не остается.

Пришли Ольхин и лейтенант, вывалили возле костра из форменного лейтенантского плаща мох.

— Еще пойдем? — задал вопрос Ольхин.

— Пока хватит, я думаю.