Маруша Кресе - Страшно ли мне?

«И восхититься», — как сказал один.

Смеюсь. Думают, я с луны свалилась. Вскоре становится известно, что моей лаборатории обязательно нужен начальник, чтобы я могла спокойно заниматься научной работой. И начальником предлагают назначить того самого типа, что во время моего траура явился к нам в квартиру за картинами и коврами, да еще и вытянул у меня припрятанную картину. Ту, «для Тито».

«Дорогие мои, оставьте меня в покое. Почти все архивные партийные документы я вам спасла. Без начальника. Если не отстанете с идеей о начальнике, то я пойду к Матии. Я вполне серьезно».

Конечно, сейчас я, насколько это вообще было возможно, отошла от активной политической деятельности, только вот они забыли — я еще кое-что могу, если захочу.

Стучу в дверь дочкиной комнаты.

«Мы можем в субботу устроить вечеринку, если хочешь».

«Нет, правда, не надо. Не надо», — говорит она, и лицо заплаканное.

«Все хорошо. Спокойной ночи».

Ищу остатки пряжи. К субботе хотя бы свяжу ей кофточку. Такую, с собачками, птичками, грибочками, домиками, солнышком.

Ума не приложу, как все это собрать под одной крышей. Работу, детей, партию, а еще его вечно нет дома. Если сейчас расплачусь, — всё, конец.

Сегодня дочка заупрямилась.

«Больше не пойду. Не пойду», — плакала она.

Ни она, ни я этого не понимаем. Когда ребенок говорит «нет». До сих пор я говорю своей матери «вы», а она до сих пор боится своего отца. А этот ребенок нам сопротивляется, говорит, что с нами не пойдет.

«Это же памятный день бригады твоего отца», — уговаривает она девочку.

Дочка сидит на кровати. Сейчас утонет в слезах, думаю я.

«Опять эти бригады, это угощение из требухи, пьяные солдаты. И матери, у которых в войну погибли дети. И рукопожатия. И каждый меня спрашивает, ты такая же умница, как твоя мама. И такая же смелая. И гвоздики, одни гвоздики. Часы ожидания. Эти ваши старые знамена. И все вы пьяные».

Мы переглядываемся. Значит, надо забыть старую историю.

Знала же, что утром в парикмахерскую. Но пока стою у портнихи, которая ушивает мне платье.

«Вы опять похудели», — говорит она.

Как будто оправдывается.

«Какая красивая ткань, — говорит. — В последний раз такую держала в руках до войны».

Этот отрез он привез мне из Греции. Он всегда привозит мне что-нибудь красивое. Каждый раз спрашиваю себя, что еще скрыто в нем. В этом человеке. Он продолжает меня удивлять. Собственно говоря, я его до сих пор по-настоящему не знаю. Но портнихе не скажу, откуда у меня эта ткань. А то будет, как с парикмахершей. Сплетни тут же разнесутся по всему городу. С добавлением новых подробностей. Совсем чуть-чуть. А потом из этой мухи тут же сделают слона.

Ну, что же она так копается. Парикмахерская? Успеваю?

Опять приехал Тито. Привез с собой президента Египта Насера. Мы опять приглашены в резиденцию на озеро Блед. Если скажу, что не поеду, он пригрозит мне разводом.

Могу успеть к парикмахеру?

Сначала мы посмотрим, кто сегодня сидит рядом с Тито, и так оценим политическую ситуацию. А потом послушаем речи о странах-союзницах, о движении неприсоединения, о дружбе между народами. О прогрессе. И бесконечные тосты.

«Готово», — говорит портниха.

«Вот, все в порядке. Вы опять едете на Блед? Или прием будет в Любляне?» — она любопытна.

Время для прически еще есть.

Дома крик. Слышно с улицы. Он нигде не может найти один свой орден. Просто пропал. Не знаю, который, за храбрость или за заслуги. Дети и домработница носятся по всему дому.

«Я все вокруг перевернула. Не один раз, трижды. Еще и соседская домработница помогала», — в отчаяние жалуется прислуга.

«Наверное, дети опять играли в немцев и партизан. В прошлый раз они все ордена и медали утащили в сад», — успокаиваю ее.

Все, что мне надо — это спокойно переодеться и хоть раз взглянуть на себя в зеркало. Но он застыл посреди комнаты как воплощенное несчастье. В военной форме. Вся грудь в наградах.

«Да не видно, что чего-то не хватает».

«Ты думаешь?»

«Уверена».

«Все равно я бы нашим соплякам хорошенько наподдал».

Наконец, едем на Блед. Знаю, Тоне рад, там он увидится с коллегами. Им тоже всегда подают слегка закусить.

«Знаешь, мне совсем не хочется ехать. Как-то мне все это лишнее».

«Понимаю, но мы должны», — с этими словами беру его за руку. Сама сказать это я боялась. Думала, рассердится. Мы устали, мы оба устали от всех этих разных жизней.

В последний раз, когда приезжал Хайле Селассие, его подчиненные и сопровождающие так напились, что охрана была вынуждена защищать от них женщин. Особенно тех трех молодых певиц. Пришлось вызвать на помощь еще и полицию. Надеюсь, египтяне не такие.

Рада за Мару. Она теперь живет в Париже. Мужа назначили туда послом.

«Дипломатия — это черт знает что, — замечает она. — Это наше хождение по канату между Востоком и Западом. По мне, так нас никто особенно не любит».

Дети, друзья, воспоминания. Не жалею, что пришла. Мы с Марой то и дело от души смеемся. Смеемся, когда видим, как кто-то потихоньку запихивает угощение в сумку, а кто-то, как это всегда бывает на приемах, сует в карман серебряный столовый прибор.

«У этого уже, наверное, много», — шепчу я.

«Да он и в партизанах всегда только о себе думал», — отвечает Мара.

«И что это вы все время смеетесь?» — спрашивает член политбюро и присаживается рядом. Даже не спросив нас, можно ли. Мне он никогда не нравился. Не знаю, почему. Теперь еще вот развелся и женился на молодой. Но не симпатичен он мне не поэтому. В нем всегда что-то настораживало. Только не знаю, что. Разговор втроем не заладился. Он расспрашивает Мару про Париж. Та отвечает как-то односложно. Потом он начинает расспрашивать меня про работу, про супруга. Во-первых, слово «супруг» звучит немного смешно, а во-вторых, интересно, что за игра затевается. Ведь я видела, как несколько минут назад они с мужем беседовали. Он что-то хочет выведать у меня? Пауза затягивается. Он что, не замечает, что здесь он явно лишний? Я так хочу, чтобы кто-нибудь избавил нас от этого странного молчания.

«Похоже, его скоро снимут», — замечает Мара, когда он, наконец, правильно истолковал наше молчание и ушел.

Опять Белград. Когда-то я туда с удовольствием ездил.

«Может быть, поедешь со мной?» — прошу ее.

«Ты же знаешь, поехала бы с радостью. Скажи ты мне об этом чуть раньше».

Министр внутренних дел Югославии, министр внутренних дел Словении, македонский министр чего-то-там. Боснийская делегация, хорватская. Сербская. Черногорцы. Воеводинцы. Те, что из Косова, больше помалкивают и поддакивают, в основном югославскому министру.

Строительство железной дороги от Белграда до Бара. Словенцы — против.