Дэвид Эберсхоф - Девушка из Дании

Это был первый раз, когда Эйнар почувствовал, что переодеваясь в Лили, переворачивает мир с ног на голову. Он мог бы уничтожить себя, потянув за завязки кружевной гирлянды у себя над головой. Эйнар нырял в общество, словно утка в воду, задрав локти и обмотав шею тройной нитью испанского жемчуга. Он мог часами расчесывать свои мягкие длинные волосы, а затем склонить голову, как нетерпеливая девочка-подросток.

Хенрик взял Лили за руку. Волосы на его запястье испугали ее, потому что единственная рука, которая когда-либо прикасалась к Эйнару, была рука Герды.

- Расскажите мне о себе, Лили, - попросил Хенрик.

- Меня назвали в честь цветка.

- Почему девушки говорят глупые вещи?

- Потому что это правда.

- Я не верю девушкам, когда они сравнивают себя с цветком.

- Я не знаю, что еще вам рассказать...

- Начините с того, откуда вы родом.

- Ютландия. Небольшая деревня под названием Блютус.

Лили рассказала Хенрику о травяных полях люцерны, о ледяном дожде, который может пробивать ямы на ферме.

- Если бы вы съели желудь, - сказал Хенрик, - кем бы вы хотели стать?

- Понятия не имею, - ответила она.

- Тогда загадайте желание.

- Я не могу.

- Ладно, не загадывайте.

И Хенрик рассказал ей историю польского князя, который освободил каждую женщину своей страны от труда. Вот кем хотел бы стать Хенрик.

Была уже середина ночи. Поднялся ветер, и дуб с листьями в форме ушей склонился, словно подслушивая Хенрика и Лили. Луна ускользала. Вокруг было темно, за исключением золотого света, льющегося от выхода здания Мэрии. Хенрик взял руку Лили, поглаживая основание большого пальца, но чувствовал, что рука Лили принадлежит кому-то другому. Словно на нее претендовал кто-то еще.

- Не могли ли мы видеться раньше? - спросил Хенрик.

Пальцы его дрожали, беспокойно теребя манжет пальто. Лили услышала смех Эйнара. Он посмеивался над неуклюжестью ухаживаний другого мужчины. Говорил ли он когда-нибудь так смешно с Гердой? Скорее всего, нет. Герда бы пресекла этот бред. Она бы покачала серебряными браслетами и сказала: “О, ради Пита”, и закатила бы глаза. Она бы сказала, что покинет ресторан, если Эйнар не перестанет относиться к ней, как к ребенку. Герда бы уткнулась в тарелку с пищей и не говорила бы ни слова, пока на тарелке не осталось бы ничего, кроме полой головы в луже уксуса. Потом поцеловала бы Эйнара и отправилась домой.

- Мне нужно найти Герду, - сказала Лили.

Туман клубился от гавани, и теперь Лили было холодно. Появилась мысль, будто это Лили, а не Эйнар, чувствует ветер голыми плечами. Она почувствовала влажный воздух через почти невидимые волосы, росшие на ее затылке. Глубоко под курточкой, шифоном и теплым нижним бельем на шнуровке Эйнару становилось холодно. Он чувствовал, как его биение сердца, и глаза, часто окаймленные розовой усталостью, отделяются от Лили. Это выглядело так, будто в его голове было два мозга, как две половинки грецкого ореха: Эйнара и Лили.

- Скажи Герде, что я провожу тебя, - сказал Хенрик.

- Только если ты обещаешь оставить меня за углом Дома Вдовы, - сказала Лили, - Эйнар будет меня встречать. Он не хотел бы видеть меня наедине с незнакомым человеком. Он и Герда очень обеспокоены тем, достаточно ли я взрослая, чтобы жить в Копенгагене. Похоже, им всегда интересно, что со мной происходит. Им интересно наблюдать, наткнусь ли я на неприятности.

Хенрик, чьи губы были тонкими и фиолетовыми, с трещинкой посередине, поцеловал Лили. Его лицо приблизилось к ее лицу, а затем он отстранился. Он делал это снова и снова, пока его рука держала Лили чуть выше локтя, а затем переместилась на ее спину.

Что больше всего удивило Лили в поцелуе с мужчиной, так это ощущения усов и тяжелый горячий вес руки молодого человека. Кончик языка его был странно гладким, как будто обожженный чаем. Лили хотела оттолкнуть его и сказать, что не может позволить себе этого, но это казалось ей невыполнимой задачей, словно ее рука не могла оттолкнуть Хенрика, кудрявые волосы которого веревкой обвились вокруг ее шеи.

Хенрик поднял ее с железной скамейки. Она боялась, что он обнимет ее и почувствует через платье необычную форму ее тела - костлявую, с маленькой грудью, с болезненной припухлостью, заправленной между бедер.

Хенрик привел Лили в боковой коридор здания Мэрии и подал ей руку в качестве помощи. Его голова счастливо подпрыгивала, как у марионетки. Его лицо было круглым, с монголоидным оттенком. Эйнар почувствовал себя свободным, и взял влажную руку Хенрика. Это была игра, частью которой была Лили, и игра эта почти ничего не значила. Игры - не искусство, они, конечно, не были жизнью. Никогда, и даже сегодня, держа потную ладонь Хенрика в своей, Эйнар не считал себя сумасшедшим или особенным. Когда он пришел на прием к своему врачу в прошлом году с вопросом о неспособности иметь детей, тот спросил его:

- Вы когда-нибудь скучали по кому-то, кроме своей жены, Эйнар? По другому человеку, может быть?

- Нет, никогда! Ни за что! - ответил Эйнар, - ваша не правы!

Эйнар рассказал врачу, что разволновался, когда увидел в парке у туалета мужчин с бегающими встревоженными глазами и раскрасневшимися лицами. Гомосексуалисты! Как далеко от истины...

Эйнар взял Хенрика за руку, и они направились вниз, назад, к проходу с датским флагом, свисающим с полированной балки. Почему-то он спотыкался в горчично-желтых туфлях, которые Герда дала ему в тот самый первый апрельский день, когда ей нужна была пара ног, чтобы дописать портрет Анны. Почему он позволял узкому платью сковывать его большие шаги? Эйнар играл в игру. Он знал. Герда знала. Но точно так же он ничего не знал о себе.

Вне здания Мэрии ходили трамваи, звеня своими грустными и дружелюбными колокольчиками. Три пьяных норвежца сидели на краю фонтана и смеялись.

- Куда нам идти? - спросил Хенрик. На открытом пространстве улицы он казался меньше ростом. Из тележки на углу пахло кофе и свежей выпечкой.

В секрете Эйнара было что-то горячее, и все, что он мог сделать, это посмотреть на фонтан, бронзовый шпиль и крутые наклоны крыш зданий, окружающих площадь.

- Куда? - снова спросил Хенрик. Он посмотрел на небо и его ноздри раздулись.

Тогда у Эйнара появилась идея. У Лили появилась идея. Как ни странно, это было похоже на то, будто плывущий где-то над зданием Мэрии Эйнар наблюдал за Лили, и за тем, как ее губы шепнули Хенрику “Идем”. Он услышал ее мысли:

“Герда никогда не узнает”.

Что имела в виду Лили? Чего Герда никогда не узнает? Эйнар не понял. Когда он, удаленный владелец позаимствованного тела, парил над ней, словно призрак, и хотел спросить, что Лили имела в виду; когда он, Эйнар, собирался наклониться и спросить, о чем не узнает Герда, - только тогда Лили ощутила, как за ее плечами подул ветер, и ее половинка мозга, словно грецкий орех с мыслями, почувствовала теплую струйку, сбежавшую от ее носа к губам.