Николай Студеникин - Невеста скрипача

— А хочешь, я у него спрошу? — сказал Боженькин. — Может, знает. Или у Сашки самого, а?

Таня вспыхнула и отказалась:

— Нет, не надо. И ни-ко-му! Помните, вы мне обещали!

— Ну, как знаешь, — улыбнулся Боженькин. — Тебе видней! Но на всякий случай запомни: проспект Революции, двадцать пять. Поняла?

Таня молча кивнула.

— Вот так… — пробормотал Боженькин.

Из своего кабинетика выглянул директор детского дома, с улыбкой кивнул Боженькину, увидел Таню, нахмурился и пальцем поманил ее к себе. Она пошла, понурясь. А куда ей было деваться? Боженькин поглядел ей вслед и покачал головою. Не хотел бы он сейчас оказаться на месте этой девчонки. «Волосы у нее хороши», — подумал он.

А во двор в это время через полуразрушенные ворота въехала новенькая голубая «Волга». На ее носу нестерпимо сиял хромированный олень. Первой из машины неуклюже выбралась старуха с почтовой сумкой на животе, а за нею, лихо хлопнув дверцей, — молоденький шофер. «Толя, кажется», — высовываясь в окно, припомнил Боженькин, а шофер прокричал ему снизу:

— Разрешил! Разрешил наш товарищ Огурешин! Он сначала-то подумал, что вы это… перекати-поле, — и ни в какую! А я ему говорю: «Студенты же!» И Андросова меня поддержала. «Не обеднеем, говорит. Странников спокон веку привечать положено». Ох, и шустра бабка! Уговорили. Велел привезти. «Посмотрим, говорит, посмотрим!» — Шофер хлопнул подошедшего Герку по плечу. — Раков пойдем ловить, ребята!

Герка отступил на шаг и потер плечо.

— Раки любят пиво, — повторил он чужую печальную остроту, добравшуюся до его ушей неведомыми путями.

Шофер объявил, ликуя:

— Машину за вами прислал! Привози, говорит. Посмотрим!»

— И сами бы дошли, — спустившись во двор, пробормотал Боженькин. — Невелики, кажется, баре!

Все свершилось помимо него, как-то само собой, без видимого труда и усилий, и он поэтому чувствовал легкое недовольство и недоумевал: и как такое могло случиться?

— А инструменты ваши? — возразил ему шофер. — Товарищ Огурешин велел, чтобы все в целости…

Следом за старухой почтальоншей, которую пустая почти кирзовая сумка шлепала по животу, на пороге главного корпуса, под лампочкой, которую забыли погасить, показалась воспитательница Людмила Александровна с распечатанным письмом в руке.

— Уезжаете? — спросила она, с легкой грустью щурясь за очками. — Конечно, там вам будет лучше…

Видимо, письмо, которое она получила, долгожданное это письмо не слишком-то обрадовало ее.

— Да ведь как и сказать, — уклончиво ответил Боженькин. Он почему-то чувствовал себя виноватым. — Тут-то, у вас, мы явная помеха, верно? Беспорядок из-за нас, трагедии всякие, разброд и шатания…

Людмила Александровна сунула письмо в надорванный конверт и протянула Боженькину узкую ладонь.

— Рада была с вами познакомиться!

— И я тоже, — ответил он, заметно повеселев, но смутное чувство вины так и не проходило.

— Саш-ка! Саш-ка! Вун-дер-кинд! — скандировал между тем Герка Тетерин, рупором сложив ладони.

Шофер Толя отошел за уголок, в тень, и шептался там со своей Галей, примчавшейся сюда из сада, что-то объяснял ей насчет сухого льда, жары, дождя и долгой дороги. Света стояла несколько поодаль, глядела в сторону и хмурилась.

Боженькин дождался Сашку, подмигнул ему и отправился к директору в кабинет — прощаться и за паспортами. Вчера они быстро нашли общий язык. Баянистом директор оказался, конечно, так себе, ниже среднего, никакой школы, но он ведь ни на что и не претендовал, слушал почтительно и даже записал кое-какие советы Боженькина в настольный календарик. А Боженькину лестно было давать советы человеку, который старше его больше чем вдвое. Зато баян был у директора — заглядение! Аккордионированный. Иногда Боженькин любовался им, по лицу директора бродила довольная усмешка…

Саша обошел вокруг новенькой голубой машины. Эта привычка сохранилась у него с детства. Галя, Света и шофер Толя с интересом наблюдали за ним. Потом шофер кивнул Гале и двинулся вперед, к Саше.

Света попыталась удержать его:

— Не надо, Толь! Слышишь? Зачем?

Но Галя, наслаждаясь властью, приказала:

— Иди, иди! Или боишься?

Шофер сказал:

— Еще чего? — и подчинился, хоть и с неохотой.

— Зачем? Ну зачем вы?.. — повторила Света, и ее пшеничные брови сломались, встали на лбу горестным домиком.

— Слушай, скрипач, а правда, что у тебя отчим генерал? — подойдя к Саше поближе, громко, как у глухого, спросил шофер и оглянулся на Галю.

От неожиданности Саша чуть было не подавился ириской, которую только что успел развернуть.

— Н-нет, — ответил он, помаргивая от недоумения. — С чего ты взял? Какой отчим? У меня отец жив! Ерунда какая-то… Конфетку хочешь?

Галя гордо выступила вперед:

— Ну? А я что говорила?

Света отвернулась:

— Ладно тебе!

Герка взял шофера под локоток, отвел его в сторонку, в тень, и спросил доверительно:

— Как там ваша чернобровая себя чувствует?

Шофер задумался, потом посветлел:

— Ксенька-то? Ее имеешь в виду?

— Ага! Которая командует.

— Тогда она, Ксенька, — обрадовался шофер, разворачивая конфетку. — Запомнил, ты смотри! Познакомить?

— Ха! Спрашиваешь!

— А здесь что, не нашел?

Герка огляделся.

— Где? Не вижу! Здесь, брат, детский садик сплошь! Ясельки. Понял?

— Да? — Шофер покосился на свою Галю, которая что-то доказывала Свете, сердясь и размахивая руками, на ее полные загорелые ножки, почесал под кепкой и увял.

Во двор вышел Боженькин с баяном, и началась суматоха. Только бабка-почтальон сидела себе в машине, но и она по-птичьи, с любопытством, вертела головой.

Когда «кочующее трио» разместилось наконец на заднем сиденье, вперед, к увенчанному хромированным оленем, горячему носу «Волги», неожиданно выскочила Таня. Непонятно было, откуда она взялась. Директор, видимо, пожалел ее и амнистировал, досрочно отпустил с «ковра».

Она крикнула, до белизны сжимая кулачки:

— Уезжаете, да? Уезжаете? Халтурщики! Брехуны вы чертовы, больше никто! — и из глаз ее брызнули непрошеные, злые слезы.

Боженькин даже поежился.

— Поехали, — Герка тронул шофера за плечо. — Слушать тут всяких… Ну, что я тебе говорил? Если это не детский сад, то объясни мне тогда: что это такое?

Машина тронулась.

— Погоди… — начал Боженькин, а потом, вспомнив, что мог узнать Сашкин адрес, полистав его паспорт — там же прописка, — огорченно махнул рукой: — A-а, ладно! Вообще-то, если разобраться, тут я виноват…

— Нет, как раз не вы, — возразил, оглядываясь, шофер. — Она вон в него влюбилась. — Он подбородком указал на Сашу. — По уши. Вбила себе в голову! И всем раззвонила, что она, мол, невеста скрипача.